Корона льда и лепестков - Шеннон Майер
– Что там? – требовательно спросила я.
– Часть его сущности скрыта верой в то, что его принадлежность – ошибка.
Лан поделился со мной детскими невзгодами. То, что он, фейри из рода Луга, распределен к Неблагим, он воспринимал как недостаток. И именно это полностью сформировало фейри, которым Лан стал.
Именно поэтому он возвел вокруг себя столько стен.
Именно поэтому он продолжал меня отталкивать.
Из-за веры в то, что его сущность – зло, Фаолан считал себя недостойным.
Я заговорила совсем тихо:
– Он должен преодолеть отвращение к тому, что он Неблагой.
Лан открыл глаза, и они с Лугом столкнулись взглядами в безмолвной битве.
– Значит, мне сидеть тут и себя уговаривать? – зашипел Фаолан сквозь стиснутые зубы. – И как это поможет? Мы даже не узнаем, если или когда это произойдет.
Луг ухватил внука за челюсть.
– Я живу в посмертии, присматривая за тобой и миром. Когда женщина, которую я вынужден называть дочерью, стала взращивать в тебе страх и отвращение к себе из-за твоей магии, я временами проникал в твой разум в попытке сгладить ущерб. – Он бросил взгляд на мерцающую стену за нами. – Увы, я уже говорил, мое влияние в этой форме не идет ни в какое сравнение с магией в мире живых. Хотя ты часто приходил в себя после моего шепота во снах, слова твоей матери вскоре заглушили мой голос. И вот я вынужденно наблюдал, как ты борешься с собственными сердцем и разумом. Это суровое наказание богини за ошибки, которые я совершил в жизни. Однажды ты закрыл дверь в свой разум, и я больше не мог в него проникнуть. В день, когда Жрица определила тебя к Неблагому двору.
У Лана дернулся кадык. Задрожали руки.
– Кажется, я тебя помню. А тогда я думал, что сошел с ума.
Луг улыбнулся:
– Припоминаешь, что я говорил?
Лан безмолвно уставился на Луга.
Тот заключил его в объятия.
– Что я никогда никого так сильно не любил. Что если бы твои страхи стали кинжалом, лучше бы он пронзил меня миллионы раз, чем хоть слегка тебя уколол. Ты мой внук сердцем и делами, не только кровью. Каждый твой вздох наполняет меня гордостью. И так же, как богиня покарала меня за ошибки, она наградила меня за отвагу. Тобой.
Фаолан смотрел на меня поверх дедушкиного плеча. На угловатом лице застыли удивление и страх.
Когда Луг его отпустил, Лан был как никогда похож на маленького мальчика.
– Я не знаю, как себя принять, – признался он, ссутулившись, будто уже признал поражение. – Как я должен забыть все, что мне так долго твердили?
Герой фейри вздернул подбородок.
– Самые тяжелые битвы – те, которых никто не видит, гордость моего сердца. Никто не сможет этого сделать, кроме тебя. Но есть способ узнать, что ты добился успеха.
Я впилась в Луга взглядом:
– Как?
– Копье, – ответил вместо него Лан.
Луг снова улыбнулся.
– Мое оружие светится от твоего прикосновения. Но ты увидишь, что есть разница между признанием и принятием. Когда ты найдешь в себе принятие, и копье тебя примет. Так ты узнаешь, что твоя сущность изменилась. Что касается пути к этому… – Дедушка Лана повернулся и зашагал обратно к мерцающей стене. – Ни королева всех фейри, ни я не сумеем помочь.
Я беспомощно посмотрела на мужчину, которого любила.
– Я ничего не могу сделать?
Наполовину пройдя барьер вокруг разума Лана, за который я не осмеливалась ступить, герой фейри поймал мой взгляд, затем обернулся на внука:
– Ступай к своей королеве в жизни, гордость моего сердца. Или ко мне в смерти. Выбор за тобой.
14
Я покинула страну грез, унося лишь вкус долгого поцелуя Лана на губах. Жуткая головная боль едва уступала боли в сердце.
Истина – скверная госпожа.
Путешествие Фаолана предназначалось ему, и только ему одному.
Я больше ничего не могла поделать, лишь ждать и надеяться, что у него хватит сил измениться: что он предпочтет жизнь смерти.
Что наконец поверит в свою значимость.
Я обхватила голову руками и судорожно вздохнула, прежде чем повернуться к любимому, безмолвно лежащему рядом. Прижалась щекой к его щеке и прошептала:
– Вернись ко мне, Лан. Пожалуйста.
Он даже не вздрогнул. После встречи в стране грез он остался таким же холодным. Я боролась со слезами и проиграла, когда одинокая капля скатилась с ресниц и упала на лицо Лана. Я не стала ее вытирать.
– Ты сделала все, что могла, – донесся голос Девон, и я подняла на нее глаза.
– Все ли?
Ее улыбка была печальной. Словно фейри крови уже знала исход, и он мне не понравится.
– Некоторые тропы предназначены для того, чтобы ходить по ним в одиночку, – произнесла она. – Фаолан должен пройти свой путь до самого конца. Как и ты свой.
Интересно, как много Девон поняла, ведь ее слова мне не нравились. Конец пути… Значит, она думает, что Лан умрет? Но ее не было с Лугом, Фаоланом и мной в стране грез.
Или была?
Я свела брови, заметив, как из ее уха потекла тонкая струйка крови.
– Девон… с тобой все хорошо?
– Прибыл посыльный, – фейри крови оборвала меня взмахом руки. – От твоей армии. Я правда считаю, что ты им нужна, королева всех фейри.
Я свесила ноги с края кровати и вспомнила про дневник Рубезаля, когда случайно смахнула его на пол. Дневник кое-что поведал нам, но я чувствовала, что было в нем что-то еще. Существовала еще одна связь, которую мой разум пока не смог ухватить. Надо просмотреть записи еще раз, когда будет время.
Преисполнившись новой решимости, я поспешила по коридорам дома Жрицы через кухню, где Цинт без слов протянула мне выпечку в форме звезды.
Ох, богиня.
С благодарностью кивнув, я жадно заглотила мясной пирожок. Нежный дымный привкус скользнул по горлу и заглушил боль в пустом желудке. Цинт не отстала и сунула мне в руку кружку.
Я было поднесла ее к губам и замерла, напрягая извилины в попытке вспомнить пароль на сегодняшний день из нашего списка. Сообразить, какой вообще сегодня день, было уже само по себе подвигом.
Ах да.
– Пароль?
– Жопа огра.
В точку.
Я опрокинула в себя содержимое кружки, как заправский чемпион по выпивке.
– Может, не так быстро… – пробормотала Цинт.
Поздно.
Это оказался Истинный жар, целебный напиток, сдобренный специями, который обжег мне рот и горло до самого желудка. Я постучала себе по груди, задыхаясь, но вместе с жаром исчезал и туман в голове, и боль,
