Пустая - Яна Летт
Отсюда город выглядел так, словно его можно было легко взять в ладони, как выпечку с витрины кондитера. Сердце города было похоже на пирожное, щедро украшенное кремом цветочных клумб и леденцами сияющих на солнце крыш. Домики Черной Ленты и других рабочих районов напоминали россыпи изюма на плохо пропеченном тесте. Портовый котел – пестрый, полный домиков-коробочек – даже сверху производил впечатление свободного, шумного, говорливого. Я легко узнала район Огней – темнело, и огни зажигались в нем так быстро, будто он задался целью во что бы то ни стало утереть нос другим городским районам.
Только теперь я заметила, что мои пальцы стиснули бронзовый поручень до боли. Тело не желало верить в то, что на такой высоте можно быть в безопасности. Голова слегка кружилась, и я сделала шаг назад.
– Приветик, малютка.
Я резко обернулась, чувствуя, как в животе становится неприятно пусто. Голос показался мне смутно знакомым.
Так и есть – те самые парни, что ехали сюда на одной со мной платформе. Трое – все белокурые, голубоглазые, высокие, одинаковые, как братья. Может, они и были братьями – это меня сейчас волновало мало. Тот, что говорил, был чуть выше других.
Я уставилась на брошь у него на камзоле – в виде летящей бабочки с резными крылышками. Должно быть, бабочку ему на камзол приколола мать или возлюбленная. Я смотрела на нее, как будто это могло помочь.
– Я уже ухожу, – пробормотала я. Во рту появился металлический привкус страха.
– «Уже ухожу»! – передразнил меня один из блондинов. При этом он ссутулил плечи, опустил подбородок и театрально затрясся. – Дрожит, как собачонка моей матери перед тем, как сделать лужу.
– Может, она тоже сейчас сделает лужу? – Третий блондин брезгливо наморщил нос. – Не хотелось бы запачкаться.
– Да мы уже запачкались, Лисси, – заговорил тот, что с бабочкой. – Эта мерзость с нами на платформе ехала.
– Я не хотела никого оскорбить, – пробормотала я и тут же себя возненавидела. Какой бы я ни была до того, что со мной случилось, вот кем я стала теперь – жалкой, трусливой, не способной дать отпор.
– Сомневаюсь. – Парень с бабочкой сделал шаг к платформе. Отрезал мне путь к отступлению. – По мне, так это очень похоже на оскорбление. Местные пустые сидят по своим норам и носу не кажут днем – верно, парни? Ты, значит, приезжая. Это тебя извиняет…
– Спасибо, – буркнула я, приложив все усилия к тому, чтобы вложить в голос хоть немного злости. – Тогда дайте мне пройти…
– Не спеши. – Парень с бабочкой подошел еще ближе. Я вдруг увидела, что его зрачки сильно расширены, а на коже, покрытой мелкими юношескими прыщиками, выступили капли пота. – Извиняет, да… Но, как преданные слуги правителя, любящие свой город, мы должны убедиться в том, что больше такого не повторится.
Двое других, ухмыляясь, тоже придвинулись ко мне. Я сделала шаг назад и почувствовала спиной решетку, а потом вспомнила о головокружительной пропасти под нами.
– Правитель дал пустым права. – Мой голос дрожал, и я ничего не могла с этим поделать. – Я – человек. Я не сама стала…
– Человек? – Теперь крылья бабочки трепетали прямо у моего лица. – Что-то не похоже. – Он протянул руку и рывком сбросил капюшон с моего лица, другой рукой сорвал темные очки – стекло звякнуло о камень.
– Ростом с мою младшую сестричку, – заметил тот, которого называли Лисси. – Интересно, она и была такой мелкой или это с ней от надмагии сделалось?
– Мелкая, да не совсем. – Его приятель ощупывал взглядом мое тело с нарочито плотоядным видом. – Я вот что думаю, ребята. К чему идти к Лиделии, если можно позабавиться бесплатно, а?
– С пустой? – Парень с бабочкой нахмурился, обдумывая это предложение. – Ты, я погляжу, не брезгливый… Или просто экономный?
Все трое расхохотались. В ресторанчике громко заиграла музыка, и я неожиданно спокойно подумала: закричу, и никто не услышит. Револьвер остался в университете. Достану нож – не справлюсь с тремя. Кто-то из них пострадает – и суд Уондерсмина никогда не окажет мне снисхождения.
– А по мне, так пустая девка ничем не отличается от любой другой. – Лисси присоединился к обсуждению. И все трое смотрели, смотрели, смотрели на меня – ни на мгновение не отводили взглядов. Теперь я заметила, что зрачки расширены у всех троих. Так расширялись зрачки от обезболивающих трав, которые заваривала для меня Маффи. Они что-то приняли. Возможно, следуя за мной, они и сами не знали, насколько далеко готовы зайти. Или знали?
– Что скажешь, пустая? – Парень с бабочкой протянул руку, схватил меня за воротник плаща – крепко, не вырваться – и подтащил к себе. – Дорога тебе твоя жизнь, а? Думаю, ответ очевиден. Потому что выбор простой.
От его дыхания пахло луком, и я рефлекторно отшатнулась.
– Сними плащ и вставай к поручню, как стояла, – скомандовал он, слегка подталкивая меня. – Можешь пока полюбоваться городом.
– Пусти, мерзавец. – Я дернулась раз, другой, но это было все равно что двигать валун – парень был выше на добрую голову и удерживал меня без видимых усилий.
– Не дергайся, или я сделаю тебе больно, – сказал он спокойно, и это спокойствие было страшнее всего: он говорил всерьез.
– Да тебе понравится. Сама посуди, кто еще на тебя позарится? – Лисси подмигнул, став вдруг развязным, почти дружелюбным. – Потом благодарить будешь…
– Заткнись. – Парень с бабочкой говорил так зло, что Лисси мигом осекся, сжался, как зверь, признающий чужое право. – Ты что, ворковать с ней пришел? Давай, – теперь он опять говорил со мной, – если не хочешь полетать.
Почему-то я вдруг успокоилась. Мысли стали ясными, как будто мне не угрожала опасность, а время замедлилось, растянулось, как нить, и то, что в обычных обстоятельствах пришлось бы обдумывать несколько минут, теперь прокручивалось в голове за считаные секунды.
Я была высоко над городом – если прыгнуть вниз, наверное, даже мокрого места не останется. Пока буду лететь, успею обдумать свою жизнь – благо не так много из нее я помню, – а златовласые успеют сесть на платформу, зайти в ресторан под защиту гремящей музыки, смешаться с толпой… Никто не узнает, что здесь произошло. Даже когда то, что от меня останется, найдут, никто не отомстит за меня. Возмездия не будет – не будет даже воспоминания. Может, Прют удивится, что я не вернулась, а Сорока решит, что я передумала искать его. Мафальда сочтет, что мои поиски привели меня куда-то, где я больше не вспоминаю ни о ней, ни о ее детях. В голове у меня вдруг зазвучал ее голос: «Счастье не важнее гордости… А вот жизнь – важнее. Пожалуйста, не забывай об этом».
Но в этот момент я поняла, что не согласна.
– Долго ждать-то? Я сказал, вставай к поручню, дрянь. – Парень с бабочкой рванул воротник моего плаща на себя.
Он говорил спокойно, но я поняла: начинает нервничать. Мы были далеко от света фонарей и толп гуляющих, но все же не в глухом лесу.
– Не встану. – Это было прекрасно. Никогда раньше я не чувствовала настолько пьянящей свободы.
Вдруг мне все стало безразлично. Им больше нечем было меня напугать.
– Что ты сказала? – Теперь его лицо побагровело, как будто его вот-вот удар хватит. Он не ожидал сопротивления.
– Лу, пошли отсюда. – Это заговорил Лисси – кажется, его решимость начала угасать. – Ну ее к Гневному, правда.
– Попугали, и будет. – Теперь к нему присоединился и третий. – Зачем из-за этой мерзости вечер портить, а?
– Заткните рты, вы оба. – Лу рванул мой плащ на себя, размахнулся – щеку как кипятком обожгло. Один из стежков Мафальды у ворота лопнул. – Делай, что я сказал. Ты что о себе возомнила, а? Думаешь, я с тобой шучу?
Я схватила его за руки – вцепилась так, что ногти впились в кожу. Бронзовый поручень упирался мне в спину.
– Ну, давай! – Я не узнала своего голоса – сейчас он больше походил на рычание. – Пошути со мной.
