Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
Ночевать они остановились на совсем маленькой поляне.
Пока Богданка разводила костер, Агне чертила вокруг их маленького лагеря линию с символами, каждому из которых полагалось по несколько капель крови из проколотого пальца. Асоф, который слонялся вокруг, осторожно переступал начерченные на снегу линии, высоко поднимая длинные ноги. В отличие от ведьм, он их видел. Как и другие лесные звери. Только близкое знакомство с Агне позволяло ему войти в круг – ей он доверял.
Они быстро поужинали и устроили себе ночлег на шкурах, прихваченных из лесного дома. Спать на промёрзшей земле было не комфортно, и Агне жалела, что ещё рано для обильного снега с шапками, чтобы можно было вырыть небольшую нору и греться там.
– А почему ты не сделаешь как тогда, в селении? – Богданка жалась к ней всем телом, чтобы согреться.
– Управление природой требует много сил, которых у меня нет.
– Но ты сделала…
– Я взяла твою силу. Ты помнишь? – Агне почувствовала, как рядом ложится Асоф. Острое копыто впилось ей в бок, и она легонько толкнула его локтем. – Подвинься.
Богданка помнила. Боль, которую силы Агне словно протягивали по её венам. Испытать такое снова не хотелось. Но и мёрзнуть тоже.
– А твоей силы недостаточно?
– Нет. Ты не задумывалась, почему нечисть идёт за тобой?
Девочка замолчала. Ей приходили в голову такие мысли, но она всегда думала, что такая охота ведётся за каждую молодую ведьму. Оказывается, нет? И все же спросила:
– Нет, почему?
– Потому что в тебе много силы. Она манит йотунов[9], как огонь мотыльков. До тех пор, пока ты не научишься закрываться, защищаться – ты желанная добыча для них. Пока тебя охраняю я. И амулет, что висит у тебя на шее.
– Ты не будешь заставлять меня снять его?
– Нет, конечно. Не бывает плохих верований. Их искажают злые люди.
Они лежали, прижимаясь друг к другу, чтобы не выпускать из-под шкур накопленные крохи тепла. Потрескивающий рядом костёр дышал жаром, но за ним всё время приходилось приглядывать – поднявшийся ветер то и дело норовил задуть огонь.
У Богданки всё равно получалось подремать отрывками. С одной стороны, её грел огонь, с другой – бок ведьмы. Вой ветра и потрескивание деревьев совершенно не мешали, наоборот, можно было закрыть глаза и представить, что она дома. Почему так спокойно на душе? Она не могла ответить на этот вопрос.
Девочка повернулась к Агне. В отблесках пламени можно было заметить, как ведьма едва заметно улыбается. Наверное, ей снится что-то очень хорошее.
Но что-то всё равно было не так. Звенящая тишина была настолько неестественной, что слышно было, как колотится сердце. В какой-то момент девочка почувствовала на себе чужой взгляд. Она обернулась. На поляне был кто-то ещё. Из-за света костра не разглядеть. Богданка приподнялась на локте.
По ту сторону стояла девушка. Светловолосая и ясноглазая, она куталась в лёгонький полушубок.
– Пусти меня погреться у костра, – прошептала она одними губами. От чего у девочки мурашки побежали по спине.
Богданка подозрительно смотрела на неё. С одной стороны, ей мало верилось в одинокую путницу в такой час. С другой – не оставлять же человека мёрзнуть.
– Подходи, грейся, – разрешила она.
– Не могу, – чуть громче ответила девушка. В голосе послышались плаксивые нотки. – Круг меня не пускает. Сотри.
– Не стану, – Богданка совсем проснулась, но голова оставалась словно ватной.
– Ну пожалуйста. Тут темно, страшно и холодно… пусти меня погреться… – голос незнакомки, грудной, тёплый, родной завораживал, и всё же девочка нашла в себе силы отрицательно мотнуть головой. – Или ты позволишь мне тут замёрзнуть насмерть? Оставишь меня на съедение волкам? Этой добродетели учат тебя твои священники?
Богданка почувствовала острый укол совести. Ей было больно видеть, как несчастная девушка перед ней замерзает заживо, и всё же остатки здравого смысла кричали ей, что ни в коем случае нельзя подпускать к себе незнакомку. Она пихнула локтем Агне в бок, но та, прошептав что-то недовольно, только перевернулась на спину, продолжая улыбаться сквозь сон.
– Ты не разбудишь её, – голос стал немного громче. И вместе с тем слаще, его хотелось слушать, как музыку, и наслаждаться им. – Она крепко спит. Позволь ей отдохнуть, она устала.
– Не буду будить, – завороженно повторила Богданка. – Но и тебя не пущу.
– А ты знаешь, почему она устала? – незнакомка больше не делала вид, что ей холодно, или что она замерзает, губы её порозовели, глаза заблестели. Как есть, Снегурочка. – Она устала от тебя. Ты постоянно задаёшь ей неудобные вопросы. Ей пришлось из-за тебя бросить свой дом, человека, к которому была привязана. Всё, что произошло с людьми в селении, тоже из-за тебя. Если бы она не вынуждена была тебя защищать – все эти дети были бы живы и здоровы, не приехал бы лекарь, не стал бы им пускать кровь… ничего бы не случилось. Она бы спокойно перезимовала, встретила новую весну, потом следующую…
Каждое слово незнакомки болью отдавалось в сердце Богданки. Она всё отчетливее понимала, что является корнем всех бед Агне. Все сказанные слова были страшными, злыми, а голос лился словно мёд, располагая к себе.
Незнакомка окинула девочку оценивающим взглядом и запела. Грустная колыбельная сотней хрустальных колокольчиков разносилась по лесу, заставляя Богданку расслабиться. Тело её сделалось тяжёлым, голова словно ватной, а руки – оловянными. Она так и не поняла, в какой момент встала, чтобы стереть линию, начертанную ведьмой. Ну разве может быть создание с таким голосом злым?
– А ну заткнись! – в щёку певицы впечатался снежок, стекая грязными комьями. – Пошла отседава! Ну, давай же! Далеко же забралась от своей лужи, пакость такая!
Певица глянула на того, кто пустил снежок, в глазах её мелькнул страх.
– Иди-иди, чего уставилась? – со стороны леса к ним спешила старая бабка. Скрюченная в три погибели, она бодро семенила к ним, используя корявую клюку как третью ногу. – Пошла, пока я тебя тростью не протянула! Потом до весны отлёживаться будешь!
Девушка хмыкнула и растворилась в воздухе, словно её и не было. Даже снега примятого не оставила.
– Тебя тоже за круг не пущу, – Богданка мотнула головой, сбрасывая с себя наваждение.
– Да больно нужна ты мне, – старуха презрительно хмыкнула. – Кожа да кости, даже бульон с тебя не сварить. Ну и дурёха же эта нёкка[10]!
Бабка уселась прямо на снег, вытянув вперёд кривые босые ноги с длинными обломанными ногтями.
– Кто такая нока?
– Нёкка? Утопленница это. Русалка, по-вашему. Живёт тут недалеко, в ближайшей заводи, – старое лицо, испещрённое морщинами, было тяжело
