Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко
Для него была понятна реакция Богданки, он не знал, как бы он поступил на её месте. Что бы выбрал? Жизнь или честь?
Наконец, появился маленький огонёк, робко пробуя своими языками подношение в виде жухлой травы и коры. Стоило ему сильнее разгореться, как Агне резким движением, словно видеть больше не хотела, бросила в пламя свою косу.
Та вспыхнула ярким снопом искр, смрадный чёрный дым начал подниматься в небо.
– Почему ты так спокойна. Тебе не жалко её? – наконец разорвал тишину Къелл.
– Жалко, – женщина вздохнула. – До слёз. Но это не та вещь, о которой сейчас нужно волноваться.
– Да. Осталось только убедить в этом твою ученицу, – он горько усмехнулся.
– Не нужно.
Они простояли так ещё несколько минут, смотря как догорает прошлое ведьмы. В этот момент для неё словно открывалась новая дорога, а сама она начинала новую жизнь, в которой должна стать другим человеком.
Хлопнула дверь. Къелл поднял глаза, а Агне обернулась. К ним понуро шла Богданка. На щеках её красовались дорожки горючих девичьих слёз, а в руках девочка держала свои отрезанные косы.
Она, мгновение поколебавшись, кинула их в пламя и, обняв ведьму, спрятала лицо на её плече и снова разрыдалась.
А Къелл смотря на них, только дивился. Как есть два мальчишки. Из Агне вообще получился очень видный юноша – из тех, что за лето вытягиваются, перегоняя отца, а потом начинают расти в плечах.
– Рано косу твою сожгли, – ему почему-то стало весело. – Бороду бы из неё сделать.
Ведьма только улыбнулась, успокаивающе гладя свою воспитанницу по неровно обрезанным волосам.
Къелл ушёл рано утром, как и обещал.
Агне долго смотрела ему вслед, задумчиво перебирая в пальцах несколько серебряных кругляшей – норд отдал ей все деньги, которые у него при себе были. Он прикинул, что для того, чтобы сесть на корабль до Ладоги, им этого должно хватить.
Дорога обратно к селению казалась ему как никогда долгой, даже мучительной. Каждый шаг отдавался в сердце болью и сомнением. Сдержал ли Ингве своё слово? Или послал по его следу воинов? Больше всего он боялся, что как только он отойдёт на достаточное расстояние от охотничьего домика – ведьм поднимут на мечи.
Он немного успокоился, только когда вышел к костру, вокруг которого расположился доверенный конунга со своим отрядом. Ингве был рад его появлению, но вместе с этим и удивлен – для него тоже последние два дня дались нелегко.
По идее, Къелла, как единственного выжившего в селении, потенциального предателя или околдованного ведьмой, нужно было бы связать. Но поверенный решил не оскорблять старого товарища недоверием. Всё же тот показал, что слову своему верен и собирается в доме конунга доказать невиновность ведьмы.
Къелл молча трусился в седле, с мрачной отстранённостью слушая, как лениво переговариваются люди конунга. Шутить никому не хотелось. Они долго оставались близ селения, чтобы выловить сбежавших в лес детей, и были пересыщены давящей атмосферой этого места.
Однако стоило им преодолеть невидимый рубеж проклятия, у людей начался откат. Сразу стало очень шумно. Даже у Къелла немного отлегло от сердца. Ну что ему конунг сделает? Он мудрый правитель, не станет казнить без суда и следствия.
Конунг слушал историю, поведанную ему, мрачно. После всех новостей и слухов, которые до него дошли – слабо верилось в поведанную ему историю. С другой стороны, он понимал, что лекарь, отправленный им в селение, ни на что не годился и мог натворить дел.
Однако, признать это – означало отчасти оказаться виноватым в случившемся. С одной стороны – лекарь. С другой – не уследил за своим ярлом, давно пора было отправить того на покой.
– Вот что, – он задумчиво вертел в руках серебряный кубок с янтарём, – пока я не разберусь в том, что произошло – ты мой гость. Только из уважения к тебе и твоим боевым заслугам. Но покинуть мой дом ты пока не можешь. А попытаешься – тут же станешь пленником. Ведьм я прикажу разыскать. Если она не попытается убить моих людей – доставить ко мне. Живой и невредимой.
Къелл молча склонил голову, надеясь, что Агне действительно, защищая себя и девочку, не причинит вреда преследователям. Однако, верилось в это с трудом – даже заяц, попавший в силок, становится опасным и коварным зверем. А ведьма – не из робкого десятка. Больше надежды было только на то, что они всё же смогут сесть на корабль и скрыться.
– Я уже разослал гонцов своим ярлам, чтобы держали ухо в остро, – продолжал конунг, пристально вглядываясь в лицо своего гостя и пытаясь распознать в нём хоть какие-то эмоции. Ему очень не понравилось то, что он увидел. Страх. Страх, что ведьму нагонят. Значит, дело тут действительно не чисто. Либо Къелл не доверяет слову своего правителя, либо хэйд действительно приложила свою руку к случившемуся. – Ступай. Для тебя выделили комнату. Я приглашу тебя, когда прибудет Астрид.
Услышав имя вёльвы, Къелл вздрогнул. По слухам, ей уже давно перевалило за восемьдесят, но выглядела она, как девица на выданье. Как ей удавалось? Люди судачили всякое. Одно другого страшнее. Но она была самой могущественной ведьмой из ныне живущих и точно может сказать, есть ли на Къелле проклятие. Захочет ли?
* * *
Агне прикинула, что до Сигтуны им четыре дня пути. Положение спасало то, что они были верхом.
Не будь у них лошади – путешествие растянулось бы ещё дня на два и стало бы гораздо опаснее. Им бы пришлось ехать только по дорогам и заезжать по пути во все встречные селения. Очень уж легко лошади в лесной чаще ломали ноги, попадая в барсучьи норы. Но Асоф уверено перебирал широкими, круглыми, как тарелки, копытами.
Диких зверей ведьма не боялась: её защищала Фригг, и животные в худшем случае просто игнорировали женщину, хотя, некоторые и изъявляли желание пообщаться. Чаще всего это были сохатые, которые, не чувствуя от неё угрозы, сами подходили и нагло попрошайничали, особенно если она пахла свежеиспеченным хлебом.
Асоф нёс их на своей спине, почти не увязая в снегу, оставалось только удивляться, как такой крупный зверь, да ещё и с ношей, умудряется так легко двигаться. Несколько раз они видели волков – они провожали их равнодушными взглядами. Богданку каждый раз передергивало от этого: вряд ли они отказались бы перекусить одинокой девочкой, не будь
