Хроники Птицелова - Марина Клейн
– Да, с Ангелом, – кивнула я. – Это было не в тот день. Наверное, Валькирия что-то напутала.
Ты взял меня за руку – простое, очень теплое движение, – и мы направились к твоей машине. По пути ты остановился у кофейни и купил мне кофе, заметив, что я выгляжу не очень бодро. Я пожаловалась тебе на Темные Коридоры, но неприятное чувство, вызванное ими, не выдержало сокрушительного потока горько-пряного напитка, полного вишневого оттенка и аромата корицы. Раздражающий шипящий уголек заискрил последний раз и потух. Рядом с тобой не было места мрачным тревогам!
– Сегодня меня попросили прочесть эту историю, – сказал ты, уже когда мы выехали за город. – Посмотри, сможешь?
Ты протянул мне книгу в бумажной обложке, на которой было выведено ≪Φλαυίου Ἰωσήπου ἱστορία Ἰουδαϊκοῦ πολέμου πρὸς Ῥωμαίους βιβλία≫. Я уже видела ее у тебя в комнате. Тогда любопытство заставило меня заглянуть под небрежную обертку, но под ней оказался мягкий переплет матово-черного цвета, на котором не было ни единого слова.
– Это «Иудейская война» Флавия? – спросила я.
– Нет, – ответил ты, не отрывая взгляда от дороги. – Я хотел спрятать эту книгу. Первое, что попалось на глаза – вот эта обложка на «Иудейской войне», я сделал ее, потому что переплет был плохим. Сорвал с нее и обернул эту книгу, а потом забыл о ней. Но недавно меня попросили прочесть именно ее. Большая удача, что она у меня оказалась.
Я открыла книгу. Титульный лист пустовал, дальше сразу начинался текст. Язык был странным – он читался легко, но заключал в себе словесный узор, извивался и разветвлялся, придавая привычным выражениям незнакомое, внеземное звучание, певучее и глубокое.
– Я могу прочитать, – сказала я. – Но как удивительно это написано! Что это за книга?
Ты начал рассказывать мне историю о том, как появилась эта книга, из каких краев до нас долетели певучие слова, овеянные скорбью, и поистине поразителен был твой рассказ о том, как она оказалась у тебя и почему ты постарался спрятать ее от случайного взгляда постороннего. Дорога пролетела совсем незаметно, и даже когда мы остановились у ворот кладбища, еще долго сидели в машине – ты, рассказчик истории, и я, восторженный слушатель. После такого мне вдвойне захотелось составить тебе компанию в нелегком деле Чтеца и оживить голосом написанные строки старой книги, хотя я совсем не была уверена, что смогу стать достойным помощником и не разочаровать того, кто попросил тебя прочитать эту историю.
– А ты видишь их, когда читаешь? – спросила я, следом за тобой проходя мимо Защитника (и в этот раз я почувствовала страх и его желание преградить мне дорогу, но при тебе он сдержался, и мы благополучно прошествовали дальше).
– Вижу, но больше чувствую, – ответил ты. – Я ведь смотрю в книгу.
Мы пришли на то самое место, где я когда-то провела несколько не самых приятных часов, ставших своеобразным откупом за возможность послушать твое чтение. Вечер уже вступил в свои права, солнечные лучи озаряли своим зернистым светом полукружье могил и большой памятник со ступенями и креслом из тяжелых каменных плит, на котором в задумчивой позе раскинулся уже знакомый мне старик. Я несколько смутилась, опасаясь, что взгляд упрется в его мраморное лицо и не сможет от него оторваться, а ночное приключение превратится из воспоминания в жуткую иллюзию. Но стоило нам подойти поближе, и старик, привстав, кивнул нам.
– Здравствуйте, Старый Чтец, – поздоровалась я. – Еще раз спасибо, что выручили меня. Надеюсь, вы не против, что я сегодня тоже почитаю.
– Дело ваше, – сказал старик и посмотрел на тебя. – Но настоящим Чтецом тебе не стать, – обратился он уже лично ко мне. – Ты ведь Птицелов, а Птицеловы не бывают Чтецами. Так же, как и Искатели не могут стать Птицеловами, а Чтецы – Искателями.
– Я и не собираюсь, – заверила я. – Просто хочу немного помочь.
– Я понял, – сказал старик. – Ты хочешь почитать с Маркусом. Что ж, читайте.
Он уселся на свой престол из гранитных плит, а ты раскрыл книгу и сказал, что мы с тобой будем читать по одной странице и что делать это нужно выразительно, иначе слушатели заскучают. Я пообещала стараться изо всех сил, и мы с тобой принялись за дело.
История Троеграда (в сокращении, перевод с греческого)
«Мы создали рай на земле», – так испокон веков говорили троеградцы. И почти в любую эпоху они могли сказать с чистой совестью, что это сущая правда. Правда, ознаменовывающаяся вспышками великих противостояний и шумных побед, политая кровью и засыпанная останками бесчисленного числа великих героев и случайных людей, вставших на пути великой цели. За каждой победой рано или поздно следовало поражение, но великая цель оставалась великой.
Троеградцы никогда не считали, что рай должен быть на небе, что он там есть. Все, что их волновало, – это земля. Во все времена они с гордостью несли свое знамя и не оставляли попыток завершить свою миссию и воздвигнуть цветущую цивилизацию. У них никогда не было бога, только они сами. Они сами – вот то священное, что у них было, и они берегли это как могли. На их знамени – три гордых лика, смотрящие вдаль, на рай на земле, который они должны создать. Они создавали его не один раз, и каждые несколько столетий Троеград расцветал.
Первой их попыткой, которую история сохранила для грядущих поколений, был чудесный сад Далтараэтрон. Троеградцы, которых тогда называли иначе, насаждали его медленно, пытаясь осознать, как должен выглядеть рай на земле. Что-то, не похожее на бесплодную пустыню, что-то, зачаровывающее глаз и могущее дать человеку еду и место для сна. В глубоких раздумьях возводили они этот сад, и он разрастался все больше, пока не началась буря и не свалила несколько деревьев. Немногим позже мимо проходили путешественники, мужчина и женщина. Они были голодны, поэтому вошли в сад и сорвали несколько плодов. Это вывело троеградцев из многолетней задумчивости, и они погнали чужаков прочь. Потом они взяли деревья, упавшие после бури, и возвели вокруг сада ограду.
Им стало понятно, что сад нужно охранять, если они не хотят, чтобы его разоряли. Чтобы охранять сад, нужно находиться снаружи. Но где тогда жить? Троеградцы принялись возводить вокруг сада дома. Они никогда больше не впадали в задумчивость, их снедало неуемное желание защитить свои владения.
