Брюсова жила - Василий Павлович Щепетнёв
– Нет. Не думаю.
– В лес?
– Должны найти и поближе.
– Лопату брать? Две?
– В такую ночь можно и без лопат обойтись. Энергии кругом вдоволь, только черпай.
Они открыли калитку. Та и не скрипнула, хотя обычно скрипела громко, вместо звонка.
– Магия?
– Масла капнул, постного, – ответил Корнейка.
Фонари, конечно, не горели – давно ламп нет, и электричества в проводах тоже нет, зато луна светила с перекалом, отчего теневая сторона улицы, которую выбрал Корнейка, казалась ещё беспросветнее.
А ещё казалось, по крайней мере, Саньке, что из всех темных окон за ними следят любопытные глаза
И очень может быть. У кого бессонница стариковская, кто по нужде встал и не может уснуть, а кто, поди, и сам за кладом нацелился. Хотя вряд ли. На Санькиной памяти в Лисьей Норушке кладоискательством не занимались. Разве когда прежде.
Хорошо хоть, они без лопат… С лопатами сразу бы про клад догадались. А так о чем могут подумать? Идут два пацана, собака огромная, ночь, фонарь-луна… В аптеку идут? А нет ее, аптеки.
Ничего хорошего о них не подумают. Потому Корнейка темную сторону и выбрал, здесь их и увидеть-то сложно.
К тому же луну закрыла туча, и стало совсем темно. Но то ли света звезд хватало, то ли стрелецкие навыки развились, или все-таки сквозь тучу луна все-таки просвечивала, пусть немножко, но шли они тихо, не спотыкаясь и ни на что не налетая.
– Пришли, – сказал тихонько Корнейка.
Они стояли перед старым правлением. Этот дом, сколько себя помнил Санька, всегда называли старым правлением. Правления колхоза в нем никакого не было, откуда ж ему быть, просто – старый дом, правда, каменный, окна забиты железными листами, ржавыми-прержавыми, прежде внутри склад был, удобрений и ядохимикатов. Давно уже и склада никакого нет, а дух химический, нездоровый, остался.
Джой чихнул негодующе
– Нам внутрь?
– Нет, внутрь мы не полезем, – Корнейка обошел дом. За старым сельсоветом был сад. Был – в смысле прежде, много-много лет назад, сейчас же остались пеньки, зато появились бурьян и мусор. Первый сам собой заводится, да и второй тоже.
– Здесь, брат Санька, прежде богатые крестьяне жили. До колхозов ещё. Вот – дом каменный построили, сад разбили. Долго думали жить. Век, два, больше. Перед разграблением и ссылкой что смогли – дали надежным людям, что не смогли – попрятали, – говорил Корнейка тихо-тихо, но Санька отчетливо слышал каждое слово. – Крестьянин, он в бумажные деньги не верит, богатые золотые монеты копили, середняки серебряные. А уж совсем бедные – пятаки медные. Пятак, он тоже денежка, – Корнейка внимательно осматривал сад. – Одни в избе прятали, в доме – в подполе зарывали, в стену вмуровывали, а кто поумнее – в саду. Зарыть под корни яблони, поди сыщи, если яблонь две дюжины, а в саду собака. Сад густой был, забор, зелень, со стороны не увидишь, да и ночь выбирали темную, безлунную. Вот, здесь!
Санька, как не таращился, ничего не видел.
– Сейчас я посвечу, – но ни спичек, ни фонарика Корнейка зажигать не стал, а просто провел рукою перед Санькиным лицом, и Санька – увидел!
В глубине затлел, затеплился огонек, бледный, словно светлячок, нет, светлячище размером с яблоко.
– Золото?
– Серебро. Золото сейчас нам не поможет.
Сияние угасло. Послышался шорох, запахло свежей землей. Корнейка наклонился, поднял что-то темное, небольшое.
– Знающий человек прятал, – он отряхнул находку, положил в маленькую сумочку из пленки, а сумочку сунул в карман шортов.
– И все? – Санька был немного разочарован.
– С нас довольно. Иначе равновесие нарушится. Клад – штука коварная, берешь много, живешь убого…
– Все-таки интересно, есть ли тут ещё что?
– А ты оглянись.
Санька оглянулся.
В другом конце бывшего сада под кучей мусора тоже засиял светлячок, но не белый – алый. Как кровь.
– Значит, кулак жил. Два клада спрятал, серебряный и золотой, – сделал вывод Санька.
– Нет, это уже после, году в тридцать четвертом, – но дальше рассказывать Корнейка не стал.
Луна опять пробилась сквозь тучи.
– Пора возвращаться.
На обратном пути ещё разок-другой блеснуло – то ли клад, то ли стекляшка разбитой бутылки. Теперь они, клады, отовсюду дразниться будут.
На своем дворе не мелькнуло ничего. Либо магия иссякла, либо и впрямь пусто.
– Есть, – словно подслушал его мысли Корнейка. – От порога справа, в углу, зарыт горшок с царскими пятаками, килограмма на полтора. А теперь давай поспим, предрассветные часы – они самые нужные, – и он, быстро раздевшись, лег в постель.
Лег и Санька.
А Джой ещё походил кругом, принюхиваясь верхним чутьем к приносимым ветерком запахам. Видно, ничего тревожного не учуял и потому, попробовав лапой землю, не докопается ль до Навь-Города, он все-таки улегся меж раскладушек Саньки и Корнейки.
9
Петухи пели громко, но без надрыва. С достоинством пели. Или кричали. Соловьи, дрозды или даже скворцы поют. А петухи кричат. Воробьи – те просто чирикают. Колибри и прочие пташки щебечут. Но колибри здесь не водятся, а петухи – на каждом дворе. И на их тоже. Петух-трехлетка по прозвищу Германн.
Вскочил на жердь и кукарекает. Спустя десять секунд ответил соседский петух. Потом третий, четвертый. Утренняя перекличка по дворам. Слу-у-ушай!
Будто часовые.
Или действительно – часовые?
Санька вспомнил Стрелецкое поле, вздохнул поглубже – и услышал запах травы, не нашей, а той… Перед ним явилось изумрудное небо с оранжевым солнышком, срывающимися с кустов и улетающими в небо люсидами. А ещё он видел в траве припадавших к земле огромных кошек – или тигров – с торчащими из пастей клыками-кинжалами.
А вдали, у горизонта, паслись красные кони…
Ещё пара люсидов оторвалась от куста и полетела в небо, но он стрелять в них не стал, пусть летят.
Вместо этого Санька решил проснуться.
Решил – и сделал.
Кричащий Германн из сна перенесся в явь. А солнце свое, не чужое, и запах травы, опять же своей.
Санька сел. Германн, склонив голову, поглядел на него. В лучах восходящего солнца он полностью соответствовал своему имени: Германном его назвали за оперение, точь-в-точь повторяющее немецкий флаг.
Петух ещё раз кукарекнул – и слетел с жерди.
Пост сдал.
Ну-ну. А он, Санька, выходит, пост принял? Ответственно!
Он успел, помимо прочего, сделать три четверти упражнений по старинной книге доктора Мюллера «Моя система», обещавшей стальные мускулы и стальную волю, когда к нему присоединился Корнейка.
– А я, брат, разоспался. Отчего, думаю, не соснуть лишний час, пока можно.
– Значит, можно? – повеселел Санька. Хорошо, если опасности нет.
