Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
Рассказ о пережитом дался Риттерлингу нелегко. Он умолк и опустил взгляд на столешницу перед собой. Слушатели недоуменно молчали, ведь они знали его как веселого и беззаботного квенделя, несмотря на вечно пустые карманы.
– Все, конечно, проснулись, – продолжал Ремберт, – и бросились на террасу, несмотря на летящие обломки. Буря не прекращалась до тех пор, пока от крыши не остались только стропила. И те, кто вышел тогда наружу – не знаю, верить им или нет, – видели кого-то в облаках. Одни утверждали, что разглядели волков, другие – что тени всадников на больших лошадях…
– Ремберт Риттерлинг, можно ли так увлекаться? – прервал его возмущенный голос, заставивший рассказчика замолчать на полуслове. Это заговорила Резеда Биркенпорлинг, подавшаяся вперед. В черном платье она была похожа на рассерженную ворону. – В вашем возрасте пора бы уже знать, к чему приводят бурные празднества и возлияния. Похоже, что все вы там немного перебрали, а потом раздули из мухи слона. Нынче все видят что попало то в небе, то в облаках! Или даже дома, в собственном саду, среди вьющихся роз…
Гортензии вдруг стало безразлично, что перед ней хозяйка самого великолепного трактира в стране и одна из наиболее уважаемых дам в Холмогорье.
– Если ваши слова, дорогая Резеда, означают, что всякий, кому есть что сообщить, будет осмеян как сумасброд и беспутник, то все разговоры можно прекратить. Пусть Лорхель и Ламелла подадут нам столько кружек и кубков с пуншем и настойкой, сколько, по вашему мнению, мы все выпили! – воинственно заявила Гортензия.
– Горько представить, что наследница добропорядочных Самтфус-Кремплингов столь сильно сбилась с пути, – пренебрежительно скривилась Резеда. – Святые трюфели, вот до чего доводит дурная компания. К сожалению, наш старый друг, Звентибольд Биттерлинг, тоже переменился до неузнаваемости. Даже член совета устроителей под влиянием сумасшедшего кузена с его дурацкими картами предпочитает бродить ночами по лесам и полям, вместо того чтобы заниматься важными делами, например, подготовкой предстоящего Праздника Масок.
Биттерлинг покраснел до корней волос.
– Драгоценнейшая Резеда, – уныло начал он, – мы действительно говорим о чрезвычайных обстоятельствах, к которым следует отнестись очень серьезно. Всем известно, что я многие годы с огромным усердием трудился над устроением нашего замечательного праздника. Если бы только вы были с нами той ночью…
Резеда шумно втянула воздух заостренным носом. Гортензия подумала, что, выдохни та пламя, никто не удивится. Однако тон, которым был озвучен ответ, оказался ледяным.
– Отвечать на подобное нет нужды, – сказала Резеда. – Я лишь поражаюсь, что за чепуха могла заставить меня покинуть Баумельбург в разгар подготовки к празднику и приехать сюда. Не так ли, дорогой Лоренц?
– Клянусь всеми грибными кольцами, приглашение в Воронью деревню показалось мне безотлагательным. Никто не созывает большой совет без причины.
Судя по бормотанию председателя, ему было очень неуютно в изысканном жилете.
– И правильно сделали, что приехали! – впервые вмешался Гизил Моттифорд. – Надеюсь, вы поверите слову Моттифорда, хотя сомневаться в том, что пережили мои бедные друзья, просто немыслимо. Я вытащил их из дыры в земле на берегу Сверлянки, и они пребывали в поистине печальном состоянии. А земля там раскрылась лишь потому, что незадолго до того одно из наших самых красивых и совершенно здоровых деревьев упало при необъяснимых обстоятельствах. Точно так же, как и старая липа в Зеленом Логе. Разве бывают такие случайности?
– О нет, подобных случайностей не бывает, – отозвался с другого конца стола высокий квендель в старом клетчатом пиджаке. У него было приветливое загорелое лицо с румяными щеками, похоже, он с утра до вечера проводил время на свежем воздухе. – В ту ночь одна из старых лип так сильно наклонилась, что ее почти вырвало с корнем. Теперь под деревом зияет дыра, словно там раскрылся вход в царство народа хульдов, – проникновенно произнес он.
Резеда нахмурилась. Она знала этого оратора из окрестностей Баумельбурга: приятный господин, но упрямый, из тех, кто идет своим путем. Звали его Ансегисель Хонигман, он занимался пчеловодством и жил с дочерью на лугах у реки к югу от Жаворонковой рощи. Мед Ансегиселя все любили, да и его самого тоже жаловали вместе с дочерью, прелестной Мальве.
На стул рядом с хозяйкой трактира опустилась Гризельда Хелмлинг. Она внимательно прислушивалась к словам пасечника, особенно навострив уши при упоминании народа хульдов, игравшего особую роль в легендах Фишбурга.
– Я подпер несчастное дерево, но вряд ли получится его спасти, – снова заговорил Ансегисель. – А жаль, ведь мои пчелы любили собирать пыльцу с его цветов, а других лип у нас в окрестностях не так уж и много.
– Снова липа, – скептически отметила Резеда. – Хочется надеяться, что хотя бы старое дерево у нас под дверью крепко держится корнями за землю.
Несколько гостей обернулись к окнам, пытаясь разглядеть в темноте, как обстоят дела снаружи, вокруг старого дерева-великана.
– Нет, пострадали не только липы, – крикнул гость из Трех Мостов. – Старый дуб на краю нашей деревни тоже треснул в ту ночь, как будто в него ударила молния. Но никакой грозы и в помине не было, просто необычайно яркие зарницы, которые сверкали за Гнилолесьем по дороге к Сумрачному лесу. Я сам все видел, потому что проснулся около полуночи и выглянул в окно. Клянусь святыми пустотелыми трюфелями, я сразу зарылся в одеяло и попытался заснуть. Из Сумрачного леса ничего хорошего не приходит, так что лучше об этом и не думать.
– Помимо того, что упал серебристый клен на берегу Сверлянки, случилось кое-что и в нашем лабиринте, – хрипловатым голосом объявил Лаурих Сток, егерь Моттифордов, который присматривал за хозяйскими землями и жил в сторожке Краппа. Обычно он предпочитал держаться в тени, но на этот раз решил из чувства долга поделиться случившимся. Крайне недоверчивый, Лаурих ни на мгновение не усомнился в том, что старик Пфиффер и его спутники говорят правду, когда Моттифорд привел их в сторожку, после того как вытянул из-под земли. – Очень похоже на то, что пережил Ремберт, – продолжил егерь, дружески кивнув Риттерлингу. – Ведь речь снова идет о крыше, пусть о маленькой, чайного домика, того, что возле лабиринта из живой изгороди в одном из террасных садов. Я проходил мимо, когда вдруг налетел ветер, такой сильный, что сорвал крышу и унес ее, будто щепку. Я подумал, что упадет она где-то в лабиринте, и побежал туда. Между изгородями царил холод, очень странный холод, я сразу это отметил. – Лаурих покачал головой, словно не доверяя своим воспоминаниям, но тут же продолжил: – В самом сердце лабиринта у нас солнечные часы, вот их-то и накрыла соломенная
