Время ветра, время волка - Каролина Роннефельдт
Исход этих ужасающих событий для многих не был тайной. Ранним утром Гизил и его егерь Лаурих привезли путников в Зеленый Лог, где старая деревенская липа внезапно развалилась сама собой, а пропавшего Бульриха Шаттенбарта обнаружили внутри, под корнями, завернутого в саван и едва дышащего. Закончил старик Пфиффер рассказом о том, что произошло с Хульдой и Беддой в ту страшную ночь прямо посреди Зеленого Лога, возле дома Гортензии, когда в розовой беседке открылся проход в потусторонний мир. Поведал он и том, как Бедду едва не затянула в неизвестность когтистая рука, вцепившаяся в ее плечо смертельной хваткой.
Наконец Одилий замолчал и перевел дух, а вместе с ним одновременно вздохнул и весь зал. Да, слова Пфиффера требовалось как следует обдумать. Никто прежде не слышал этот рассказ в таких подробностях и от начала до конца; даже если представить, что эту историю поведали долгим зимним вечером у камина, сказка получалась довольно странной. А осознавать, что каждое слово – правда, получалось с большим трудом.
Сидевшие рядом с главой Запрутья пытались разгадать его мысли по выражению лица. «А не выпили ли эти говоруны лишнего?» – казалось, думал он.
Лоренц Парасоль только и делал, что беспрестанно разглаживал тонкий праздничный жилет, а лицо его оставалось непроницаемым, как будто он сидел дома у камина с кошкой на коленях. Губы Резеды Биркенпорлинг скривились, сжавшись в тонкую линию, как будто ей подали что-то несъедобное, но даже она сдерживала себя.
Вместо нее вскочила сидевшая неподалеку Ада Изенбарт. Среди квенделей ее считали рассудительной, хоть и не слишком мудрой. Вместе с мужем Грифо, расположившимся рядом, она составляла список масок, которые участники шествия надевали на Праздник, и список этот от торжества к торжеству становился все длиннее. Большинство кланов шествовали в древних родовых масках, но время от времени кто-нибудь непременно представлял новую, и Ада все тщательно записывала.
– До меня дошли кое-какие слухи. А потому прежде всего я хотела бы знать, какое отношение эти сказочки о Волчьей ночи, плохой погоде и прочей тролльей чепухе имеют к нашему замечательному Празднику Масок, – произнесла она сухо, словно ничто не могло произвести на нее впечатления, и это, безусловно, шло на пользу при ее должности. – Что бы там ни случилось, в Звездчатке до самого рассвета не произошло ничего необычного, потому что, насколько я знаю, все спали спокойно, – добавила она.
– Не могу не согласиться, – важно сообщил Грифо Изенбарт. Этого следовало ожидать, поскольку он никогда не оставлял последнее слово за женой. – Если над Сумрачным лесом в ту ночь действительно нависли странные облака и разразилась гроза, то она, вероятно, ушла в сторону Зеленого Лога и Вороньей деревни, а возможно, добралась и до Квенделина. Единственным зловещим событием в ту ночь в Звездчатке и окрестностях можно назвать трагедию в семье Кремплингов, о чем остальные узнали только утром, когда нас разбудили крики детей о помощи. Нашу деревню поразили не кружащиеся в небе призраки, а смерть малыша Блоди, которого мы оплакали.
– Это ужасно, ужасно, так потерять квенделенка, клянусь громовым грибом! – сокрушенно воскликнул Дрого Шнеклинг, хозяин «Туманов Звездчатки».
Он медленно поднялся – высокий, массивный, седеющий трактирщик с самоуверенной улыбкой, всегда таящейся в уголках губ, о чем бы ни шла речь. Большие пальцы он заложил в проймы жилета, пошитого в старозвездчатских традициях, – и подобный выбор одежды говорил о многом.
– Однако не стоит забывать и о том, что эта трагедия связана с отшельником, который влачит существование вдали от добропорядочных селян на берегу реки Лисички, в подозрительной близости от леса и болота. Я сейчас говорю о Фенделе Эйхазе. От него в Звездчатке всегда бывали одни неприятности, ну а теперь совершенно ясно, что именно он главный виновник бедствия, обрушившегося на нашу прекрасную деревню.
Звентибольд вскочил так стремительно, что его стул с шумом опрокинулся.
– Этот несчастный отшельник принес в твою великолепную таверну настоящий поток золота, лицемерный ты трус! – возмущенно воскликнул он. – Думаешь, никто об этом не знает?! Как ты можешь говорить такие мерзости о том, кто, во-первых, никогда не вернется, а во-вторых, всегда платил тебе сполна?
Шнеклинг сохранял спокойствие. Все с той же улыбкой он, казалось, раздумывал, как бы ответить Биттерлингу.
– Как ни жаль, но Кремплингов нам сегодня выслушать не удастся, хоть в этом и нет ничего удивительного, – вовремя вмешался Одилий. Его неподвижный взгляд встретился с тревожно поблескивающими глазами Дрого. – И все же у меня есть основания надеяться, что через два-три часа даже такой отважный житель Звездчатки, как наш прозорливый хозяин «Туманов», посмотрит на происходящее иначе.
В его голосе впервые прозвучали резкие нотки, но, видимо, таилось там и что-то еще, отчего Шнеклинг опустился на стул, не сказав больше ни слова. Он несколько раз смущенно потер глаза и потянулся за стаканом ягодной настойки.
– А теперь послушаем, не случилось ли чего в других деревнях, раз уж в Звездчатке было так тихо и спокойно. За исключением, конечно, трагедии у Кремплингов, – с непроницаемым выражением лица распорядился старик Одилий.
Ремберт Риттерлинг, глава Оррипарка, поднял руку, явно давно ожидая возможности высказаться. Вид у него был несколько растерянный, словно уважаемый квендель не вполне доверял своим воспоминаниям. Однако он изо всех сил старался держать себя в руках в присутствии весьма состоятельного соседа Гизила Моттифорда, который сидел напротив и смотрел на него с сомнением.
– В ту ночь я был в Болиголовье с замечательным другом Гримоальдом Сандборстлингом. Сегодня Грима нет среди нас, потому что он еще не оправился от тяжелой травмы. Мы праздновали его день рождения в трактире «Красный тролль», засиделись на большой террасе до глубокой ночи, было тепло, небо все усыпано звездами… Клянусь пустотелыми трюфелями, ничто не предвещало бури, однако случилось вот что. – Слушатели ловили каждое его слово, и Риттерлинг на мгновение заколебался, но потом продолжил: – Все эти ночные ужасы появились из пустоты: небо над трактиром разверзлось, туманный вихрь охватил крышу, и деревянная черепица с треском посыпалась на землю. Один кусок полетел бедняге Гриму прямо в голову, прежде чем мы успели укрыться. Рана у него глубокая и заживает плохо. Ох, елки-поганки, какое несчастье, и к тому же в его день рождения, под конец такого веселого праздника
