Бессмертный двор - Павел Сергеевич Иевлев
— Я так не думаю, Гвенвивар, — примирительно сказала Марва. — Я очень уважаю умения друидов. Чем я могу вам помочь?
— Вы должны принять решение об оптимизации севооборота культур в условиях снижения соляризации почв!
— Святые нефилимы! — вздохнула девушка. — Боюсь, я не поняла ни слова…
Друидесса объяснила, что в латифундии годами возделывались одни и те же растения: солодоватый ржечмень, лучшее сырьё для эля, кормовой смартофель, от которого скот умнеет, хреноград, из которого жмут хреноградный сок для хреновухи, свинокочанную капусту для голубцов, переходящие кабакоиды, овощ неприхотливый, но непоседливый, успевающий до приготовления сменить до десятка хозяев, вертирепку, укатисоны, змеяблоки популярного сорта «Соблазнительный» и многое другое. Вскоре Марва утомилась слушать перечисление и только кивала, пропуская названия мимо ушей.
— Ну и это, — добавила Гвенвивар после паузы. — То самое. Что на том поле.
— Каком? — спросила девушка.
— Так вы не знаете?
— Я уехала из дома в десять лет. И никогда не вникала в дела поместья.
— Ясно, — мрачно прокомментировала друидесса.
— Что ясно?
— Что дела наши плохи…
До «того самого» поля ехали на попутном паровом тракторе, буксирующем огромную телегу моркофе, из которого в Бос Турохе делают полезный бодрящий напиток. Заведения с ним, моркофейни, — популярное место встреч для тех, кто считает атмосферу таверн недостаточно возвышенной и утончённой. То есть для эльфов, в основном.
— Это ведь неплохой урожай, да? — спросила Марва, перекрикивая пыхтение махины.
— Это отличный урожай, — слегка обиженно ответила Гвенвивар. — Особенно учитывая состояние светила.
— Но я сравнивала со статистикой по другим латифундиям, и мы поставляем почти половину меньше с той же площади. Почему?
— Вы сомневаетесь в моей квалификации? — вскинулась друидесса.
— Нет, что вы, я просто хочу разобраться…
— У нас отличные урожаи, — отрезала та. — Вопросы поставок меня не касаются.
На поле рядами растёт невысокий кустарник, покрытый тёмно-коричневыми листьями и яркими оранжевыми плодами. Марва потёрла пальцами лист, от него резко запахло морем, а тёмный сок испачкал руки.
— Что это такое? — поинтересовалась она.
— Йодомагин аптетчатый, разумеется. Видите эти характерные семенные коробочки? — Гвенвивар сорвала один из плодов и сжала в ладони. Тонкие сухие стенки раскрылись, внутри оказались белые дисковидные семена.
— Никогда не слышала, — призналась девушка, — а для чего он? Что из него делают?
— Не знаю и знать не хочу! Я профессионал и могу вырастить что угодно. Знать, как использует результат наниматель, в мои служебные обязанности не входит!
— Почему вы так сердитесь? — удивилась Марва. — Я просто хочу разобраться.
— Разбираться надо не здесь, а в лаборатории ваших покойных родителей! Кто знает, может быть, там найдутся ответы и на остальные вопросы.
— Тогда зачем вы хотели со мной увидеться?
— Соляризация! Она снижена. Светило светит не так, как раньше. Это требует изменения схемы посева. Теплолюбивые культуры следует переместить ближе к центру, под самое солнце, некоторые сорта заменить на более холодостойкие, к краям сместить самые выносливые, а от самых капризных придётся отказаться вовсе, они всё равно болеют и не плодоносят.
— И что вам мешает это сделать?
— Вот это, — Гвенвивар показала на поле. — Йодомагин аптетчатый занимает лучшие площади, кроме того, сильно истощает почву. Я настоятельно рекомендую отказаться от этой культуры, засеяв освободившиеся поля овощами: томатургом и огуревестником. На них сейчас хороший спрос в тавернах.
— А каков спрос на этот… йодомагин?
— Надо спрашивать не у меня.
— А у кого?
— У вашей покойной матушки, мадмуазель Марвелотта. Я и мизинчиком этого не коснусь, у меня родственники в Бос Турохе. Так что либо велите запахать эту дрянь в землю, либо я снимаю с себя всякую ответственность!
— Да что с ним не так?
Друидесса не ответила. Отвернулась и гордо зашагала вдаль, сердито стуча о землю посохом. Её след выглядит как пунктир моментально выросших, зацветших и созревших кустиков степляники. Марва присела на корточки и сорвала несколько ягод. Они оказались жутко кислыми.
* * *
И снова Марва сидит в кабинете родителей, мрачно размышляя, что теперь это, наверное, её кабинет, потому что брата на бумажную работу не затащить и паровым трактором. Не об этом она мечтала, думая, как вырвется из школы в Кисгодоле! Предполагала, что её ждут приключения, путешествия, веселье, конечно же, Большая Любовь (не сразу, а когда ей надоест путешествовать, веселиться и приключаться), ну и, разумеется, отрада механурга — множество удивительных интересных механизмов. Паровой плуг в число таковых не входил.
— Нет, всё с ним нормально, мамзель Колловски, — упрямо твердит дварф, — и сделано надёжно, папенька ваш изрядный был механург, и сам я не без рук, починю, если что. Хороший плуг, глубоко берёт, мощно тащит, роет как бешеный анкхег, тудом-сюдом, чтоб меня карданом хряпнуло.
— Так в чём же проблема, Бофур?
Дварф оглянулся, как будто опасаясь, что его подслушают, шагнул ближе к столу, наклонился к Марве, обдав её крепкими ароматами смазки, табака и пива, и сказал громовым шёпотом:
— Горючка, мамзель. Проблема в мраковой горючке.
— А с ней-то что не так? — вздохнула Марва.
— Её мало. Мракова бочка с солярием кажет дно. А без солярия ни плуг не пашет, ни трактор тудом-сюдом не возит.
— Понятно. А почему она, как ты выразился, «кажет дно»?
— Ну, вы сказанули, мамзель! Ясный поршень, от того, что пашем мы кажинный день, а паровой плуг солярий жрёт так, что только лей! Да и трактор не откажется. Но без трактора мы ещё тудом-сюдом, перетопчемся, фирболгов, вон, запряжём в тачки, бездельников лопоухих. А без плуга, мамзель, ни демона не вспашешь. Почвы тут тугие.
— Нет, я спрашиваю, почему бочка не пополняется, как раньше? Где-то же мы закупали топливо? В Бос Турохе?
— Смеяться изволите, мамзель, — мрачно ответил дварф, — а оно не смешно. Солярий! В Бос Турохе! Да тамошних ельфов от одного запаха понос прохватит, тудом-сюдом! Не, мамзель, солярий мы сами гоним, от солнца, значит, тепловым самоваром. Папенька ваш построил, большого ума был человек, лёгкого посмертия ему.
— И этот, как ты говоришь, «самовар» работает?
— А что ему сделается?
