Из глубин - Вера Викторовна Камша
– Герцог, – провозгласил Кракл, глядя на Эпинэ, – вы опоздали! Наши друзья мертвы. Какая ужасная смерть, какая страшная случайность! Кто мог подумать…
Подумать могли многие, но не удосужился никто. Кем надо быть, чтоб устроить гулянье на кое-как заделанных ямах?!
Тяжелые шаги заставили оглянуться. Двое «спрутов», не тех, кто вытаскивал Рокслея, положили свою ношу рядом с Джеймсом. Полковник Морен больше никого не напоит солью. И в Барсину он тоже не уедет.
По лицу бывшего коменданта Багерлее прошелся кто-то в кованых сапогах, но нос уцелел. Нос и тяжелый перстень на левом мизинце. Следующими из-под обломков появились «Каглион», которому выпало умереть без титулов, и сыгравший свой последний марш маэстро. Еще кто-то в капитанском мундире и с пробитой головой. Совсем как Джеймс…
– Комендант здешний, – поясняет какой-то «спрут», – вроде как Локком звали.
– Вы не представляете, что я пережил, – один глаз Кракла ловил взгляд Робера, другой лез в небеса, – и не дай вам Создатель испытать подобное! Вы не представляете, не можете себе представить…
Толстая девчонка в белом платьице с блестками прыгает по гнущимся доскам, высовывает язык, кричит, хлопает в ладоши, а на галерею, на помосты для актеров, на одинокое дерево лезут в поисках спасенья прижатые толпой люди. Те, кто внизу, хватают за ноги тех, кому посчастливилось подняться. Гроздья чудовищного винограда корчатся, раскачиваются, валятся на головы новой волны, рассыпаются обезумевшими тварями. Твари рычат, царапаются, кусаются, давят друг друга.
Кто-то поднимается, кто-то не может, по упавшим идут, лезут, ползут следующие, падают, снова лезут, вторым, третьим, четвертым слоем… А девчонка все прыгает, все размахивает руками, беззвучно, по-рыбьи разевая щербатый рот. За ее спиной нелепо топорщатся золоченые крылышки, на лице багровеют чудовищные шрамы, сверкает, переливается корона, и наползает со всех сторон тошнотворная зеленая муть…
Четверо скрипачей, цивильник с продавленной грудью и Кавендиш, которого больше не нужно убивать. Подлец, погубивший конницу Эпинэ, нашел подлую смерть, мельницы судьбы мелют медленно, но наверняка. Каждому – свое. Рано или поздно. Кому – Скалы, кому – Ветер, кому – Молнии…
Небесная стрела ударила в вершину горы, разлетелась искрами. Искры стали звездами и снегом. Вьюга мешалась с подхваченными ветром листьями, а сквозь бело-пеструю круговерть мчалась Золотая Охота. Рыжие кони топтали мертвые травы, языками пламени вились плащи за плечами всадников, пластались в полете черномордые борзые. С багряной перчатки сорвался бурый ловчий ястреб, описал круг над головой Робера, крича звонко и тревожно. Всадник обернулся, поднял руку, то ли приветствуя Повелителя Молний, то ли подзывая заигравшуюся птицу.
Звездная россыпь бросилась Роберу в лицо, но Эпинэ успел увидеть, как на руку разом поседевшего хозяина опускается белый кречет…
– Герцог Эпинэ, – незнакомый офицерик с изжелта-зеленой физиономией изо всех сил пытался сохранять спокойствие, – его величество настоятельно требует вас к себе.
– Его величество подождет, – медленно произнес Иноходец, – пока его Первый маршал не закончит веселиться.
Сверкающая кавалькада стремительно исчезает в снежной круговерти. Звонко трубит ледяной рог, ржут, вскидывая головы, белоснежные скакуны, рассыпаются вьюжной заметью, а из-за черных гор вздымаются, тянутся к закованной в серебряный шар окровавленной луне четыре призрачных меча.
Сердце…
Четверым Один Отдал
Сердце.
– Господин Первый маршал, – офицерик не уходил, а смотрел на Робера собачьими глазами, – его величество… его величество не поймет вашего отказа.
Дурашка прав, нужно идти. Собрать в кулак то, что осталось от воли, и идти к бывшему другу, сюзерену, человеку. Робер в последний раз глянул на измазанную зеленой мерзостью лютню. Нет золота, нет солнца, нет звезд, ничего нет. Погасло, остыло, умерло, смолкло…
В грудь отравленный кинжал –
Полночь,
Четверых Один Призвал –
Помни!
– Он предчувствовал свою смерть! – возопил Кракл, глядя сразу на Робера и на осиротевший инструмент. – Предчувствовал! Мы не верили, а он оказался прав!
– Барон Дейерс слишком много пел о смерти, – не сдержался Эпинэ, – и она его услышала. Идемте, теньент, не стоит испытывать терпение его величества.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Наука и образование в Талиге
Краткий исторический очерк
Развитие науки и образования в Золотых Землях во многом напоминают аналогичные земные процессы, однако имеются и отличия, подчас довольно значительные. Связано это как с изначальными особенностями Кэртианы вообще и Золотых Земель в частности, так и с влиянием случайных факторов.
I
Абвениатская эпоха
В раннегальтарский период понятие науки как таковой в Золотых Землях отсутствовало, однако накопленные знания систематизировались и передавались. Основными центрами обучения и систематизации являлись храмы Лита и в меньшей степени Астрапа (при этом служители Анэма и Унда тяготели к тому, что в нашем мире получило наименование соответственно спорта и искусств). К концу среднегальтарского периода было накоплено достаточно знаний, а Золотая анаксия настолько укрепилась и разбогатела, что как светская власть, так и духовная позволили себе отвлечься от забот о хлебе насущном. Аристократы и абвениатские жрецы начали уделять внимание предметам абстрактным, умозрительным, заодно обобщая накопленный опыт. Социум уже мог позволить себе содержать людей, целиком посвятивших себя поиску знаний. Именно к этому времени относятся первые известные трактаты – философские, математические, астрономические и астрологические, а также труды по землеописанию, медицине и получении, свойствах и применении различных полезных веществ. Наряду с общедоступными сведениями имелись и тайные знания, не выходившие за пределы узкого круга, строго охранявшего свои секреты. Впоследствии многое из этого наследия было либо утеряно, либо искажено до неузнаваемости и послужило основой для легенд, по большей части страшных, однако вернемся к науке.
Нетрудно догадаться, что наличие трактатов подразумевает развитую письменность. Тут земной опыт заставляет нас удивиться: в нашем мире путь от палеолитических протопиктограмм до появления письменности занял тысячелетия, причем отнюдь не все общества этот путь прошли. Соответственно, с большой долей вероятности можно предположить, что в Кэртиане без внешнего воздействия или искусственных факторов развитая полноценная письменность к началу гальтарского периода возникнуть просто бы не успела, однако же мы наблюдаем совершенно иную картину.
О зарождении золотоземельской письменности известно крайне мало. Абвениаты полагали письмо, счет, музыку и изобразительное искусство дарами Абвениев, наделивших ими людей при сотворении, при этом в разных регионах ходили собственные легенды об обретении грамотности. Наиболее распространенной была история некоей девицы, которой потребовалось сообщить далекому милому, что ее хотят насильно выдать замуж.
