Вадим Панов - Последний адмирал Заграты
На первом этаже одного из этих домов, который расположился между собором и муниципалитетом, находился самый известный загратийский ресторан «У Фридриха». На его открытой террасе Помпилио отыскал тетушку Агату и того самого лысоватого господина, которого первоначально принял за управляющего тетушкиным поместьем.
– Как дела в Герметиконе? – светским тоном осведомилась адира Агата.
– Я не был там год. – Помпилио поднял бокал с белым вином. – За встречу.
– За встречу.
Нежный перезвон стекла, дружелюбные взгляды и легкое, освежающее белое…
– Хороший урожай, – одобрил Помпилио, рассматривая содержимое бокала на свет. – Этого года?
Он тоже умел вести светские беседы.
– Прошлого.
– Нужно будет запасти пару ящиков.
– Куда собираешься с Заграты?
– Будет зависеть от настроения.
– У вас интересная жизнь, – попытался вклиниться в разговор лысоватый.
– Она у меня одна. – Помпилио продолжил смотреть на тетушку. – Я привез Лилиан письмо с Кааты.
– Догадываюсь от кого, – усмехнулась старая адира.
– В данном случае нетрудно быть прозорливой. – Помпилио сделал еще глоток вина.
– Так ты прибыл к Лилиан? – уточнила Агата.
– Я прибыл на Заграту, тетушка. А значит, к Лилиан, к тебе и всем друзьям. Твоя дочь шлет привет.
Небрежная фраза заставила лицо старухи затвердеть. Она выдержала паузу, четко давая понять, что тема ей неприятна, после чего предельно холодным тоном поинтересовалась:
– Как поживает Мари?
– Она уверяет, что засыпала тебя письмами, тетушка. Наверняка в них был ответ на этот несложный вопрос. И еще…
– Помпилио, достаточно!
– Как будет угодно. – Помпилио насадил на вилку кусочек дыни, которая наилучшим образом оттеняла вкус загратийского белого, и выбрал другую тему: – В прошлый раз на мессе было гораздо больше людей.
– Ты слишком давно не посещал Альбург.
– Всего два года.
– С тех пор многое изменилось.
– Я вижу.
– Загратийское общество становится более прогрессивным и приветствует либеральные идеи. – Лысоватый предпринял вторую попытку вступить в разговор.
– Твое неожиданное появление заставило меня позабыть о приличиях, – улыбнулась адира Агата. – Ян, простите меня. Помпилио, позволь тебе представить Яна Зопчика, главного редактора «Загратийского почтальона».
– К вашим услугам, мессер.
Помпилио неспешно прожевал дыню, после чего кивнул:
– Мне тоже приятно. – Однако выражение его лица говорило об обратном.
– Я умолил адиру Агату разрешить мне присутствовать при встрече, поскольку не мог себе позволить упустить возможность познакомиться и поговорить со столь известным человеком. Надеюсь, вы простите мою смелость, мессер?
Зопчик хотел польстить, но попытка не удалась. Легкое неудовольствие, появившееся на лице адигена при представлении, сменилось кислым выражением. Но поскольку тетушка лишь кивала во время речи Зопчика, Помпилио пришлось поддерживать разговор самостоятельно.
– Два года назад «Почтальон» казался солидной газетой, – буркнул он. – Да.
Агата усмехнулась и поднесла к губам бокал с вином.
– Хотите сказать, что теперь это не так? – удивленно поднял брови Зопчик.
– Я просмотрел сегодняшний выпуск. – Помпилио положил в рот еще один кусочек дыни, и потому его следующая фраза прозвучала несколько невнятно: – Ты обвиняешь епископа во взятках?
Старуха покачала головой: жест Помпилио был оскорбительным. Однако Зопчик сделал вид, что ничего не заметил.
– Мы боремся за справедливость.
– «Мы» говорят расплодившиеся по всему Герметикону короли, – назидательно произнес адиген. – Тем они хотят отличаться от даров. А каждый приличный человек должен иметь свою собственную точку зрения и говорить «я». Ты приличный человек?
– Мы – это значит я, редакция и все либерально настроенные загратийцы. Я пишу для них.
– Вряд ли утренняя месса привлекла большое количество либеральных загратийцев. Я видел в соборе только тех, кого твоя газета называет замшелыми консерваторами.
– Совершенно верно, – признал редактор Зопчик.
– В таком случае что делал на мессе ты? Хотел извиниться перед епископом, но не собрался с духом?
– Я не оскорбил епископа, а выставил напоказ его грязные делишки, – мгновенно ответил Зопчик. – А на мессе я искал материал для следующей передовицы. Я считаю, что люди должны стать свободными. Должны сами устраивать свою жизнь…
– Что же им мешает? Олгеменизм?
– Религия дурманит сознание и помогает адигенам удерживать власть.
– Фраза, достойная галанита.
– Помпилио! – Тетушка Агата недовольно поджала губы.
– А я всё думал: когда же вы вспомните о моем происхождении? – усмехнулся Зопчик. Чувствовалось, что он не просто думал, а нетерпеливо ждал выпада Помпилио.
– Вспомнил, как только ты дал повод. Ты, кстати, чирит или прикидываешься атеистом?
– Я не прикидываюсь, – гордо ответил Зопчик. – Я убежден в том, что бога нет.
– В таком случае какое тебе дело до епископа, галанит? Ваши воззрения не пересекаются, почему бы не оставить старика в покое? Будь ты фанатичным чиритом, в твоих действиях было бы больше честности.
– Мне жаль, что выдающийся исследователь и путешественник мыслит столь узко. Мне искренне жаль, и я разочарован.
– Надеюсь, ты понимаешь, галанит, что мне глубоко безразличны твои чувства?
На этот раз слово «галанит» Помпилио выделил голосом и сопроводил презрительной гримасой, чем окончательно вывел редактора из себя:
– «Быть галанитом – не преступление, преступление быть живым галанитом», – процитировал Зопчик. – Знакомые слова, мессер?
– Их произнес на заседании лингийской Палаты Даров мой прапрапра– и еще несколько раз прапрадед, – с гордостью ответил Помпилио. После чего издевательски осведомился: – Запали в душу?
– Я нахожу их омерзительными.
– Будь я галанитом, я бы согласился. Но я адиген, а потому хочу спросить: скольких галанитских адигенов ты знаешь, Зопчик? Со сколькими знаком?
Агата поняла, что Помпилио не остановить, а потому просто потягивала вино, бросая на мужчин недовольные взгляды.
– Я вырос на свободной Галане!
– И раз в год ты накрываешь стол и празднуешь светлый праздник Сиулуку, день, когда вы начали избиение адигенов. Твои предки жгли, вешали и потрошили мужчин, насиловали, а потом четвертовали женщин. В этот день ты веселишься и пьешь вино. Ты еще находишь слова моего предка омерзительными, галанит? Они были произнесены через неделю после начала кровавой бани. И мой предок сказал то, что думал. И так думали все адигены Герметикона.
Зопчик, надо отдать ему должное, взгляда не отвел. Покраснел, но продолжил буравить Помпилио черными глазами. Зопчик разозлился, но самообладания не потерял:
