Карен Махони - Поцелуй венчности

Антология

Поцелуй вечности

ПРЕДИСЛОВИЕ

Как здорово, что вы выбрали эту книгу!

Могли бы вы отдать свою жизнь за один-единственный поцелуй? Если вспомнить, сколько людей сейчас интересуется книгами о вампирах, можно наверняка сказать, что таких людей много, а скоро будет еще больше. Вампиры сейчас привлекательнее и загадочнее, чем когда-либо. Они эффектны, они сексуальны и опасны — чего еще желать? Нетрудно понять, почему дамы просто жаждут попасться к ним в когти. Навсегда остаться молодой и прекрасной и вечно заниматься любовью с каким-нибудь горячим парнем-неумирающим — это ли не кайф?

Мне кажется, что вампиры — нечто вроде аллегории юности. Если вы отвергаете поцелуй вечности, то соглашаетесь стареть дальше (а также загорать на солнце, есть обычную пишу, не пить кровь и так далее). Работая над этой книгой, я обнаружила, что выбор непрост. Расти ли мне дальше или отказаться от этого? Это напомнило мне сказку о Питере Пэне, только с кровоточащими венами, клыками, вечной ночью и кошмарными красными глазами. Все вампиры — «пропащие ребята»[1], ну или «пропащие девчонки». Абсолютно все. Они бесцельно бродят по земле в поисках любви и крови.

Рассказы в этом сборнике — кровавые, но увлекательные — написаны лучшими мастерами литературы ужасов, и они удовлетворят вашу жажду. Не важно, кто ваш идеал — высокий, темноволосый красавчик или загадочный одинокий гот, — вы найдете здесь вампиров на любой вкус.

Поцелуй человека — это просто поцелуй, но поцелуй вампира — это прикосновение вечности. Этот поцелуй означает — навсегда. Смерть или бессмертие. Что вы выберете?

Хотя вам вряд ли предоставят выбор.

Триша Телеп

КАРЕН МАХОНИ

Пепел

Тео опаздывал. Они не виделись с подружкой почти год, а он даже не потрудился прийти вовремя.

Поворчав про себя, Мот перевела взгляд на луну, наслаждаясь холодными лучами, заливавшими ее бледную кожу: лунный свет был ее самой любимой на свете вещью на свете, кроме карих глаз симпатичного парня. Она опустила темные очки на переносицу и оглядела переулок, размышляя, какого черта могло случиться с Тео. Затем в нетерпении топнула ногой — стук стальных носков ее сапог по тротуару приятно бодрил.

Мот была готова думать о чем угодно, только не о завтрашней поминальной службе в честь мамы. Она боялась не столько самой службы, сколько встречи с отцом. Вспомнив их последний разговор, она стиснула зубы — понятие «отеческая отцовская любовь» для нее давно кануло в Лету. Мать умерла год назад, а отцу было совершенно все равно, придет ли средняя дочь помянуть ее.

Мот сглотнула ком в горле и отогнала прочь неприятные грустные мысли, потянулась и залюбовалась белоснежной кожей своих тонких рук. Она никогда не любила загорать, даже до превращения в вампира. Она и сейчас могла выходить днем на улицу, но не в самый разгар лета и только в облачную погоду, — как правило, передвигаясь в тени зданий. С каждым годом она замечала, что солнце все сильнее обжигает кожу; даже кремов с солнцезащитным фактором 50 уже было недостаточно.

Снова надев дешевые пластиковые очки, Мот прислонилась к задней двери «Подземелья» и стала размышлять о том, почему они не условились встретиться внутри клуба. Был субботний вечер, половина одиннадцатого, — клуб наверняка кишит вампирами, и она может встретить парочку знакомых. Несмотря на отчаянное желание оказаться подальше от этого места, ей захотелось развеяться; в последние несколько месяцев она чувствовала себя очень одинокой. В этот момент появился Тео — выскользнул из тени и направился к ней с такой знакомой кошачьей грацией. При виде его красоты у Мот всякий раз перехватывало дыхание, но она ненавидела это понимающее выражение, мелькнувшее в его глазах, когда он, вместо приветствия, прикоснулся к ее щеке.

Мот яростно уставилась на него из-за своих очков:

— Ты опоздал.

— А ты все такая же грубиянка.

— Я жила в Бостоне, Тео. И не оканчивала школу благородных девиц.

Тео приподнял черные брови и ухмыльнулся своей зловещей пиратской ухмылкой:

— Неплохая идея…

Мот подняла очки на лоб и спрятала их в темных густых кудрях. Она знала, что ее серебристые глаза ярко светятся при виде господина, но не собиралась показывать, как на самом деле рада его видеть. Он не заслужил этого: отвратительно обращался с ней с того самого дня, когда десять лет назад похитил ее девственность и превратил в чудовище.

Тео протянул руку и схватил очки. Она не успела его остановить.

— Зачем ты носишь эту нелепую штуку?

— У меня светятся глаза, а линзы я носить не могу — больно. — Она кивнула на луну. — Почти полнолуние.

— Ты плохо питаешься в последнее время. — В тоне Тео слышался упрек. — Если бы ты питалась как следует, у тебя не возникло бы подобной проблемы.

Сейчас его глаза были светло-серого цвета; вампир прятался под панцирем жесткой самодисциплины, выработанной веками.

Мот гневно взглянула на него:

— Я питаюсь более чем достаточно.

Он фыркнул:

— Консервированная и живая кровь — не одно и то же.

— Ты говорил, что не будешь заставлять меня делать это.

— Я почти десять лет не касаюсь твоих предпочтений в отношении еды. Возможно, мне следует изменить свое отношение.

Она поскребла сапогом по асфальту, решив, что пора сменить тему:

— Кстати, а почему мы стоим на улице?

Тео прислонился к стене и сунул руки в карманы пиджака, сшитого на заказ. Его черные волосы были короче, чем в прошлый раз; аккуратные завитки обрамляли уши и заканчивались над воротником. Люди часто принимали их за родственников, что забавляло Тео. Ему нравилось притворяться ее старшим братом — это доставляло ему извращенное удовольствие.

Мот уже решила, что он не ответит, и в этот момент их взгляды встретились.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что ты вернулась. Не сейчас.

Она нахмурилась. Какого дьявола он затевает? Разве мало затащить ее на встречу именно сейчас, когда она приехала в город на службу в честь матери!

— Ты обещал мне год свободы, Тео. Мое время еще не закончилось. Это несправедливо.

— Жизнь несправедлива, дорогая моя.

Его глаза превратились в два куска камня, улыбка исчезла.

— Но ты обещал… — начала она, ненавидя себя за слабость.

Мот обхватила себя руками, словно была не в состоянии терпеть боль, грызущую ее изнутри. Рядом с Тео она всегда чувствовала голод — одна из причин, по которым ей хотелось немедленно убраться из Айронбриджа.