Город с львиным сердцем - Екатерина Звонцова
– Слышишь, о чём он, город?
Он отвёл взгляд от окна. Рика тоже не спала. Мальчик заметил, что алый кулон на её груди светится ярче, а шрамы, наоборот, немного побледнели. Или показалось?
Он опять прислушался. Дядюшка Рибл пел о Ширкухе. О том, как он горел на костре, но даже там просил прощения у погибших городов, просил, пока мог говорить, а потом обратился в пепел. И о том, что эта казнь была незаслуженной, но как тяжело найти правду…
– Он не верит. Он один из немногих не верит. Я не поэтому его люблю, но всё-таки.
Легенда произнесла это совсем тихо и прикрыла глаза. Мальчику нечего было ей сказать. Он всё ещё видел, что шрамы побледнели. Наваждение не исчезало.
Дядюшка Рибл затянул следующую песню и спел, кажется, ещё две, прежде чем вдруг подумалось: тяжело вот так, ночь напролёт, быть возницей. Тарантас остановился: видимо, чтобы лошади попили. Послышалось тонкое журчание родника. Мальчик воспользовался остановкой, осторожно пролез к дверце, открыл её и выпрыгнул на траву.
Лошади правда пили, сунув морды в студёный поток. Возница, стоя на коленях рядом, умывался и отфыркивался. Прервавшись, он вздохнул, начал устало тереть широкий лоб.
– Совсем… кляча, – пробормотал он в пустоту.
– Дядюшка Рибл! – позвал негромко мальчик.
Тот вздрогнул и обернулся, сразу натянув сочувственную улыбку:
– Ты, малыш? Что, не привык дремать на колёсах? Ничего не поделаешь, дорога-то дрянная. Знаешь, лет двести назад у моего прапрапрапрапрадеда был самый настоящий паровоз для таких перевозок. Вот, наверно, времена были… в сам Город-на-Холмах он ездил.
– Здорово.
Мальчик ведь знал все заезжавшие к нему паровозы. Если бы постарался, вспомнил бы человека, похожего на этого. Но сейчас было не до того.
– Вы устали, – с запинкой сказал он. – Научите меня править лошадьми, и я посижу. Пока вы пойдёте отдохнёте.
Дядюшка Рибл внимательно посмотрел на него. Он постарался в ответ глянуть поувереннее и даже расправил плечи. Ну он же не слабак! И не глупый! Хватит уже носиться с одним собой, дома… дома он ведь вёл себя не так, всё время помогал своим, нисколько не боясь и не уставая.
– Я смогу! – уверил он. – Мне только показать!
Дядюшка Рибл явно колебался и наконец склонил голову со слабой благодарной улыбкой:
– Ладно. Только давай так. Ты поправишь, а я рядом подремлю, и ты, если что, буди меня. Дороги ещё много и развилок нет, но мало ли, волки или ещё что.
Волки. Мальчик опять вздрогнул, но решительно закивал.
Вскоре тарантас опять тронулся. Колокольчик зазвенел ближе и теплее, фонарики уютно зазолотились. Постепенно мальчик понял, что править лошадьми не так тяжело. Он раньше видел, как это делают, и справлялся почти спокойно. А синее бархатное небо стелилось над головой, и снова кричали птицы. Уже не те, что провожали путников днём.
– Ты хороший мальчуган, и откуда такой взялся… – Дядюшка Рибл наблюдал сонно, но с таким теплом, что сердце почти совсем перестало ныть.
– Издалека, – осторожно ответил он. Он очень боялся сказать что-то, что не сойдётся с враньём Рики, ведь та наверняка наврала много. Но дядюшка Рибл был доволен и таким скромным ответом. Печально спросил:
– Сестрёнку любишь? Хорошая…
Здесь проще было кивнуть.
– И несчастная. Хотя сегодня-то повеселее. Чего, разлучили вас в детстве?
– Вроде того, – с прежней осторожностью подтвердил мальчик.
– А зачем вы идёте туда, в Пятую? Не лучшее место.
– Там много умных людей, может, кто-то нам поможет, – вздохнул он. Надежда была зыбкой, но он цеплялся за неё изо всех сил. – Мы просто не знаем, что делать дальше.
Дядюшка Рибл помолчал, посмотрел в небо, потом – в сторону, где кудрявился зелёный кустарник, и наконец сказал:
– Может, и верно. Может, и поможет. Всё лучше сюда, чем в Первую… там чахнет народ, а с ним и графиня. Хотя что я тебя обманываю, малыш, все сейчас чахнут.
– Чахнут? – Стало опять холодно от этого безнадёжного слова.
Дядюшка Рибл теперь смотрел только вперёд и говорил скорее про себя:
– Плохо людям без тех городов, что остались в песке. Это же представь, как на дереве росли всегда яблоки, а потом вместо них выросли только огрызки, да так и остались. Даже стихия давно не бунтует. Ни песок, ни буря… нечего им уничтожать. Они тоже чахнут. Болен мир. Страшно болен.
Озноб не уходил. Сжались пальцы, удерживающие вожжи, в глазах начинало щипать. Он представил вдруг весь мир большим больным животным, брошенным на произвол судьбы и свернувшимся в клубок. Его, утешая, потрепали по волосам:
– Ладно-ладно. Может, я старый, вот и не вижу ничего хорошего. Огрызки… в них же тоже косточки есть, посадить можно, а там и новые деревья.
Мальчик тяжело сглотнул.
– Вырастут нескоро. И… вдруг заболеют?
– А надо ухаживать. Беречь. – Дядюшка Рибл поудобнее устроился на своём месте, закутался в плащ и прикрыл глаза. – Ладно… я подремлю. Немножко.
Больше и не о чем было говорить, но было о чём подумать. Возница скоро заснул. Вокруг шныряла ленивая, лоснящаяся синяя ночь; мальчик правил лошадьми и размышлял о яблоках и зверях, пока – через несколько часов, когда он уже сам остановил тарантас, – его не сменила на козлах Рика. Шрамы на её лице снова были безобразными и чёткими.
Я видел, как девочка, спровадив клюющего носом мальчика, обошла лошадей и ласково погладила каждую по морде. Это была совсем другая легенда, и я следил за ней с интересом. Такую себя она немного открывала только людям вроде дядюшки Рибла. Но в ту минуту она ведь не подозревала, что за ней будут наблюдать.
Она снова тронула с места голубой тарантас, а возница даже не проснулся – наверное, не спал уже несколько ночей. Девочка, которую звезда назвала Рикой, мрачно и настороженно смотрела вперёд. Мимо проносился лес, всё не редеющий и не редеющий. А потом я услышал новый звук, и то, что могло бы быть моим сердцем, дрогнуло.
Волки. Выли волки. Я ведь тоже знал: их много на этом пути.
Они выли не сзади и не из боковых кустов – их плачущий голодный рык доносился спереди. Рика закусила губу и посмотрела в сторону. Возница всё ещё спал.
Волки не ждали – они сами спешили навстречу. Рика слышала только вой, а я, наблюдая, слышал ещё стук лап и даже свист воздуха, который рассекали длинные молотящие хвосты. Волков было не меньше полудюжины, и они, серые, крупные, вырвались из-за поворота в тот же миг, когда девочка остановила лошадей и замерла.
Я успел понять, что Рика довольно храбра, всё же она – легенда о Герое. Но никому ведь не просто оставаться храбрым в темноте, среди смеющихся и скалящихся чудовищ. Она боялась, и, хотя сама могла просто исчезнуть, это даже не пришло ей в голову. Другие так спастись не могли, а лошади бы сразу понесли – они уже рыли землю копытами. Поэтому поначалу легенда оцепенела под бессмысленными жадными взглядами жёлтых глаз, но только на миг: вот уже схватилась за ножи, оскалилась не хуже голодных хищников.
Лапы стучали. Хвосты молотили. Воздух пел песню кровавой лунной ночи.
Но драться Рике не пришлось. Чёрный всадник вдруг вылетел неизвестно откуда, может, прямо из-под земли, стремительно промчался и отгородил волков от голубого тарантаса. Издали конь, если это был конь, казался слишком огромным, а фигура верхового – слитой с ним. Это единое существо занесло сверкнувший золотом меч.
Оно успело убить только двоих или троих волков. Остальные странно повели себя ещё при появлении человека: прильнули к земле, будто пытаясь в неё зарыться, а затем вовсе побежали прочь – едва упала в росистую траву первая отрубленная голова. Ни один больше не выл; только жалобный скулёж прокатился вдалеке. Всадник же остался, грозный и незыблемый.
Девочка направила к нему лошадей – они шли осторожно, фыркая и дёргая мордами от горячего запаха крови.
