Ловец Мечей - Кассандра Клэр
Секунду спустя Джоливет скрылся. Снизу раздался скрежет механизма, и платформа поехала обратно, в гору; через минуту она тоже исчезла, и теперь ничто не напоминало о страшном событии. Поднявшись на ноги, Кел увидел, что поверхность моря снова стала гладкой, как сине-зеленый шелк.
Кел побрел вверх по тропе к Маривенту. Его ощущения притупились, как будто он наглотался морфеи. На полпути к крепости он вынужден был остановиться и броситься в кусты розмарина. Он даже не почувствовал заранее, что его мутит.
Но стражи у ворот, видимо, не заметили в его внешности ничего необычного. Его впустили с дружелюбным приветствием. Во дворе кастеля Митата Кел подошел к фонтану и плеснул водой в лицо.
Когда он поднимался на этаж, где находилась спальня Конора, его сердце снова затрепыхалось, как птица в клетке.
Конор сидел в оконной нише. Услышав шаги, он повернул голову, и Кел сразу заметил, что принц стал каким-то другим: он улыбался, как будто только что избавился от невыносимого бремени. В последний раз Кел видел у него такую улыбку до истории в «Каравелле», до того, как он узнал о долге и шантаже Проспера Бека.
Келу очень не хотелось, чтобы это выражение исчезло с лица Конора. Но принц должен был знать; утаивать такое было нельзя.
– Кон, – заговорил он не своим голосом, – мне нужно кое-что тебе сказать. Это касается твоего отца.
Началась вторая Стража. Лунного света не хватало для чтения, и Лин со вздохом поднялась из-за стола, чтобы зажечь лампы. Она весь день провела дома, занимаясь переводом книги Касмуны и делая подробные заметки.
Не в книге, естественно. Она не осмелилась бы писать в ней, к тому же переплет был очень старым, книга разваливалась, страницы казались хрупкими, и обращаться с ними следовало очень осторожно.
Лин зажгла свет, вернулась к столу и взяла чашку с остывшим караком. Разумеется, часть текста была ей непонятна, поэтому она решила в ближайшее время взять книгу с собой в Черный особняк; она не сомневалась в том, что среди воров и изготовителей поддельных документов, состоявших на службе у Андрейена, найдется человек, знающий язык Империи. Возможно, в случае необходимости даже Кел сумел бы перевести несколько предложений.
В книге много было написано о том, как использовать магию в медицине. Лин уже знала кое-что о камнях-источниках. Например, что в далеком прошлом маги использовали для исцеления собственную силу, но их возможности были ограничены. Те, кто умел «накапливать» энергию в камнях, были способны на большее. Потом Сулеман (тот самый предатель и обманщик) создал камни, в которых можно было хранить безграничное количество энергии, и возможности целителей тоже стали безграничными. «Когда воин падал, сраженный мечом или стрелой на поле битвы, – писала Касмуна, – чародей-целитель мог заставить его подняться и идти в бой; даже если раны были смертельными, мертвец оживал и сражался дальше».
Эта жутковатая картина заставила Лин оторваться от книги. Ей пришлось даже встать и пройтись по комнате, чтобы успокоиться и отвлечься. Могущество может быть использовано для того, чтобы творить зло, напомнила она себе. Но Лин не собиралась подчинять себе людей или копить богатства. Ей нужно было только одно: спасти Мариам. Ее камень «умер», «погас», его хватило лишь на то, чтобы помочь Конору. Теперь Лин знала, что существует некий способ «перенести» свою силу в камень, «активировать» его, но она не представляла, как это сделать.
Перевод продвигался очень медленно. Лин кое-как уяснила, что сначала маг устанавливал связь с камнем-источником. Этот процесс состоял из нескольких стадий. Некоторые представлялись простыми, для других требовались заклинания, которые Лин не могла перевести даже со словарем. В тексте попадались пробелы – она догадалась, что это были строки, включавшие Слово, которое Богиня «вышвырнула» из этого мира.
И все же сведений оказалось вполне достаточно для того, чтобы попытаться установить связь с камнем. Почему бы не сделать это сейчас, подумала Лин. Зачем ждать?
Не сводя взгляда со страницы, она взяла брошь. Приложила магический камень к груди, как было сказано в инструкции – точно так же она инстинктивно сделала у постели больного принца Конора, – и закрыла глаза.
Представила себе камень. Представила, что он заключен в ее груди, как сердце. Представила, что он живой, что он бьется, пульсирует в такт биению ее настоящего сердца, мигает, словно маяк.
На мгновение ей почудилось, что жестокий ветер развевает ее волосы, в ноздри ей ударил запах дыма. Она увидела кровавое небо, дымящиеся руины Арама, Сулемана на краю площадки, алый камень на эфесе его меча…
Лин ахнула и открыла глаза. Сердце колотилось так сильно, как будто она бежала без остановки несколько часов. Ей не хватало воздуха, она чувствовала резкую боль в груди.
Рука тоже болела. Она разжала пальцы и взглянула на камень. Он был по-прежнему тусклым, как глаз, затянутый бельмом, но ей показалось, что под этой мутной поверхностью что-то движется. Какие-то завитки, напоминавшие струйки дыма над разгорающимся костром… какой-то шепот.
«Используй меня».
Лин вздрогнула от громкого стука. Накинула на раскрытую книгу Касмуны скатерть и вскочила со стула.
– Лин! – раздался с улицы знакомый голос. – Это Хана. Мариам…
Лин распахнула дверь. Лицо стоявшей на пороге Ханы Дорин было суровым.
– Дело серьезное, Лин, – произнесла женщина, отвечая на немой вопрос. – Она кашляет и сплевывает кровь. Началась лихорадка…
– Уже иду.
Лин опустила камень в карман туники, схватила медицинскую сумку и сунула босые ноги в вышитые туфли, которые Джозит привез ей из Хинда. Пока они с Ханой бежали по темным улицам Солта, она повторяла про себя молитвы Богине.
Мариам лежала в постели в своей спальне в Этце Кебет. Ее хрупкое тело сотрясал жестокий кашель. Она прижимала к губам окровавленный носовой платок, по постели были разбросаны скомканные тряпки с бурыми пятнами. Мари побелела как простыня, по лицу тек пот, но девушка смотрела на Хану сердито.
– Зачем ты… побеспокоила Лин… у меня все хорошо, – прохрипела она. – Сейчас все… пройдет.
Лин подбежала к ней, на ходу расстегивая сумку.
– Тихо, тихо, дорогая. Тебе нельзя разговаривать. Хана… отвар пиретрума и ивовой коры. Быстрее.
Когда Хана вышла, Лин закутала Мариам в шаль, хотя та повторяла, что ей не холодно. На шее и подбородке больной виднелись следы засохшей крови.
– Ночью всегда бывает хуже, – с трудом выговорила Мариам. – Потом это… проходит.
Лин хотелось визжать от злости, накричать на Мариам, хотя она злилась вовсе не на подругу. Она злилась на болезнь.
