Индивидуум - Полина Граф
Гудение нарастало с появлением Антареса. Маленький рыдающий мальчишка у озера превратился в тщедушного и хилого душой рекрута, а после — в изуродованного солдата. Бестолковая трата ресурсов. Зербраг щадил его лишь из-за неплохого тактического чутья и, разумеется, дара генума.
Я стоял рядом с Антаресом, видел ужас на его затравленном лице, когда Паладин дал ему новую должность. Пыточный отряд.
— У тебя лишь один талант, — бросил Антаресу Зербраг, едва удостаивая взглядом. — Так используй его. Если от тебя и есть польза, то я потребую ее всю.
Дар Анимеры, дар созерцания душ, чистый и хрупкий. В Антаресе он открывался лишь при соприкосновении, но чужая душа при этом должна была испытывать сильные, с трудом сдерживаемые эмоции. А во время пыток кричали многие. Редкие темные могли оставаться бесстрастными, когда от них отрезали кусок за куском, а потом грубо сращивали ткани. Зербраг наблюдал за этим и был недоволен: Антарес мог куда лучше служить Свету, приносить ему больше пользы, если бы справился с собой и с большей охотой отдавался делу. Он узнавал ценные сведения, но делал это, словно бы превозмогая себя. Зербраг не мог понять: что за сантименты к темным, зачем эта жалость? Они были врагами, выродками Вселенной, заслуживающими лишь быть под властью Света, но так упорно избегающие этой участи.
Антарес тоже попадал в сомниум, но каждый раз покорно возвращался в строй. Что было причиной — смелость или глупость, — понять категорически трудно. В его глазах ширилась пустота.
Вряд ли бы Антаресу помогла люминарная нить, любые манипуляции потерпели бы крах. Такого, как он, не исправить, вырождение генума. Ни брони, ни квинтэссенции, одно кровное оружие. Антарес Преданный. Вечность не могла отпустить ему много времени. Он — несомненно, последний из Анимеры, с ним генум должен был исчезнуть, затеряться в бесконечности, равно как и память о странниках, гуляющих по душам.
«Бесполезный… Слабый…» — непрерывно шептал в моей голове голос Зербрага.
Паладин брал его в свои походы, держа дар Анимеры под рукой.
Меня передернуло. Антарес смотрел прямо на меня, без всяких эмоций. Лицо изувечено, выбитый глаз закрывала стальная пластина. От него несло невыразимой болью, он впитывал ее в себя, как губка, и выдавал втрое больше. Антареса покрыл толстый слой розовой мерзости. А он все смотрел и смотрел…
«Хилый… бестолковый… — продолжал Зербраг уже с явным трепетом. — Слабый… слабый, слабый, слабый!»
Каменная темнота окружала, я оказался в неком подобии старого, испещренного резными узорами строения. Позади Антареса сгустилась темнота. Она все росла, становилась массивнее. Сердце сжалось, стоило мне понять, на что я смотрю.
Те самые чертовы ворота из души Фри. Я бы узнал их из миллиона. Мне стало нечем дышать. Ворота давили. Они, как и Антарес, заплывали пузырящейся жижей. Звезда двоился, троился в моих глазах ускользающим образом.
Зербраг предрекал Антаресу скорую смерть. Но подчиненный перешел в белый спектр и обрел имя Возносящийся. И больше никогда не падал.
Я постепенно вырывал себя из воспоминаний, как из затвердевшей смолы. Сердце долбилось у самого горла. Антарес. Он правда был донельзя слаб. Но обрел пугающие, неестественные силы, от которых в дрожь бросало даже Светлую армию.
Все считали, что Зербраг наградил Антареса люминарной нитью, что исправила его душу и подарила те силы. Только Паладин никогда этого не делал. Об этом ему неоднократно напоминала Юферия.
Антарес справился сам. Хотя не совсем.
Он видел те ворота. Сталкивался с ними. Как они вообще могли быть реальными?! Они ведь только часть души Фри! Разве она встречала такие наяву?
Сильнейший Верховный Света. Мощнейшая звезда. Страшнейший Апогей.
Зербраг не помнил ворот в связке с Антаресом. Но совсем недавний их свежий образ, искалечивший душу Второго паладина, встревожил старые обрывки. Они тлели на дне все это время.
Кто он такой? — надрывно подумал я, вторя Зербрагу.
Паладин в самой глубине души боялся Антареса. Но больше страшился того, во что Верховный мог ввергнуть Свет.
Я тяжело дышал еще полминуты после возвращения в реальность. Голова кружилась. Зербраг терпеливо ждал, пока я не взял себя в руки и не произнес:
— Он не мог сам стать таким…
— Нет.
Я с трудом выдохнул.
— Что ты видел? — не выдержал Зербраг.
— Ты не забывал. Никогда. Кто-то или что-то влияло на твою память. — Я неуверенно опустил глаза. — Возможно, ты знал о возникновении силы Антареса. Как и о последнем разговоре с Кетесом…
Зербраг напрягся.
— Так ты хочешь сказать, что в мою память кто-то проникал?
— Она явно не в порядке. Я никогда такого не видел.
— Дар генума, — лениво бросил Поллукс.
Паладин выругался и резко обернулся к нему.
— Ты хоть представляешь, что все это для нас значит?!
— Если оно длится давно и не только с тобой, но жизни особо не мешает, то не вижу смысла тревожиться.
— Пустотелый, — прошипел Зербраг.
Он исчез в транзите, а я все переваривал узнанное. Антарес, вмешательство в память…
— Выглядишь так себе, шкет, — сообщил мне Поллукс. Я даже и не заметил, что он остался. — Вы тут вроде как спасли свою мелкую планету? Ну, похвально, наверное.
— Вали уже отсюда.
— Зачем так резко? — отозвался он, отворачиваясь и без всякого интереса оглядывая лес. — Знаешь, мелкий, в тебе правда есть потенциал. Небольшой, но чем богаты.
— Тебе я помогать точно не стану, даже не пытайся.
— Сдалась мне твоя помощь. А вот тебе моя — вполне.
Он встал передо мной, дождался, когда же я заставлю себя посмотреть ему в глаза.
— Я научу тебя, как быть звездой. — И, не давая мне слова вставить, добавил: — Эфир, светозарный огонь, оружие, эссенция, квинтэссенция и прочие радости жизни. Даже дар Анимеры. Не смотри на меня так, ты не мог его полностью изучить за такой смешной срок. Никто из генума тебе, видимо, помогать с этим не спешит, а я многое об Анимере знаю. Будет практика. Никакой тартской теории, которой тебя пичкают чуткие подчиненные Альдебарана.
Я был сбит с толку, и Поллукс это отлично видел, а потому заранее ответил на мой незаданный вопрос:
— Не думай, что во мне проснулась совесть, но я тебе задолжал чуть больше, чем ты мне, за тот казус с Зербрагом.
— Это при котором мне чуть не оторвали руку, пытались вспороть грудь и украсть душу?!
Звезда скривился и слегка нагнулся ко мне.
— Нежный
