Индивидуум - Полина Граф
Он затряс головой, словно пытаясь выбросить оттуда видения и мечты, которым до этого верил, и отрешенно посмотрел на травмированную руку. Листва ближайших кленов яростно зашелестела от ветра, разнося густой травянистый запах.
— Я… знаю, что тебе это не нужно. Некстати маяться с таким, как я, быть рядом с Палачом. Со мной сложно: я грубый, мерзкий, раздражительный. В конце концов, я старый. Черт, да я застал времена, когда в моде были клеш… Но не в этом дело. Ты можешь это из головы выбросить, со мной все будет нормально. Но я хотел, чтобы ты знала: раз ты можешь воспринимать меня любым — что годы назад, что сейчас, — то мне тем более все равно на твои перемены. Кем ты была, кем будешь. Каким бы путем ты ни пошла, что бы ни выбрала… ты можешь рассчитывать на мою полную поддержку. Я всегда буду следовать за тобой.
Стефан едва успел договорить, как Фри, под весом всего за сутки произошедшего, узнанного и с таким трудом принятого, упала на колени. Ком в горле растворился, сил не было ни на крики, ни на слезы. Фри выплакала все до последней капли уже давно. Она шарила пальцами по земле, точно в попытке собрать осколки вновь разбитой личности, при этом не узнавая себя ни в одном из фрагментов.
Стеф зашаркал по асфальту. Сначала осторожно, будто боясь нарушить границы Фри, но затем приблизился, сел рядом, вплотную, и прижал к себе, хоть без одной кисти и вышло слегка неловко.
Фри с отрешением слушала, как быстро и взволнованно бьется его сердце. Как стук колес старого локомотива. Даже препараты Лазарета не смогли полностью отбить ни запаха сигаретного дыма, ни резкой вони чертова растворителя, который он использовал в работе с красками.
Стефан начал отстраняться.
— Послушай, я…
Фри подалась к нему и обхватила за шею, уткнувшись носом в плечо. Стеф замер, оторопев, но вновь сомкнул руки за ее спиной. Он поддерживал, как и обещал.
— Пойдем, Фри, — тихо сказал Стефан спустя минуту. — Нам пора домой.
* * *
Я вылез на крышу тем же путем, которым мы пользовались на дне рождения Дана. Вновь вышло неграциозно, в этот раз — из-за гудящего от боли тела. Мышцы до сих пор будто отходили от долгой заморозки; мысли, впрочем, тоже. Но мне остро требовались свежий воздух и одиночество. В комнате бы меня нашли, в лесу, скорее всего, тоже — но какой идиот пойдет на крышу?
Устроившись на самом краю и свесив ноги над пропастью, я лег спиной на ровный каменный скат. Спину приятно холодило. Даже это казалось огромной наградой за все пережитое. Минувшие события все еще не утрамбовались в голове до конца. Обливион, Грей и Сара, инквизиторы, прошлое Фри, Ханна… Образы вновь опрокинулись на меня. Я так устал. Просто-напросто устал…
Не знаю, сколько я продремал там, но разбудил меня внезапный и отчетливый звук шагов. Громкий стальной лязг. Шум доносился из-за ближайшей башни. Начав обходить ее с тревогой на сердце, я увидел тень и отступил, панически сникнув.
— Вот так встреча, а? — бросил мне Поллукс.
Следом за ним шел Зербраг.
Сердце грохнуло в горле, я на одних рефлексах отпрянул еще дальше и стиснул в руках кровное оружие. Сдержать силы вновь не вышло, и светозарный огонь полыхнул на лезвии копья.
Поллукс изумленно расхохотался.
— Да ты не шутишь! Только посмотрите, какой воинственный и храбрый полуприземленный.
— Что вам от меня надо?! — выдавил я, лихорадочно пытаясь прикинуть, как сбежать и позвать на помощь. О сражении не могло быть и речи — они бы раскатали меня за пару секунд.
Зербраг отстранил Поллукса, снова раздался стальной и тяжелый стук. Паладин тяжело прихрамывал на правую ногу. Сначала показалось, что это кусок серебряного доспеха из множества пластин, но затем я понял: у него появился протез.
— Оно прямо как у Антареса, — обомлел Зербраг, в неверии глядя на копье и приблизившись.
— Не подходи.
— Мне нужна твоя помощь.
Я потрясенно замер, словно напоролся на стену. Мне послышалось. Определенно. Но его пронзительный взгляд говорил сам за себя. И лишь теперь я заметил.
Раньше Зербраг внешне был неприступен и холоден, а сейчас с него будто содрали кожу, обнажили каждую эмоцию, так легко мне доступную. Почему он в этот раз казался другим? Куда пропала броня равнодушия и железной уверенности? Она тяжело отвалилась, пластина за пластиной, оставляя неприкрытую, сочащуюся отчаянием и болью суть. Откуда такая затравленность в душе и глубине впалых глаз?
— Что? — Я все равно не верил ушам. — Какая, черт тебя дери, помощь?!
— Ты… Ты сын Антареса. Ты тоже часть Анимеры. Ты видишь души? Тебе досталась эта способность?
Я хотел сказать «нет» и абсолютно точно бы так и сделал, но в последнюю секунду увидел, что протянутые ко мне руки дрожат.
— Да. — Ответ раздался раньше, чем я как следует подумал.
Зербраг шумно и облегченно выдохнул.
— Но это не значит, что я буду тебе помогать, — быстро добавил я. — Ты пытал меня, хотел убить Антареса, строишь против него планы. — Мой взгляд скользнул к Поллуксу, скучающе стоявшему возле стены. — А ты? Как ты можешь помогать ему до сих пор?! Разве не он тебя пленил?!
— Я душа деловая, смотрю на выгоды будущего, а не на разногласия прошлого. К тому же — разве это помощь? Я просто предоставил способ добраться до тебя с использованием твоей же крови, которой пролилось достаточно, — фыркнул он. — На самом деле я здесь скорее по другому поводу, но сначала договори с так низко павшим Паладином.
— Закрой рот, Чернолюб! — в ярости одернул Зербраг, словно был готов спалить его прямо здесь. Повернувшись ко мне, он вмиг успокоился и взмолился: — Прошу! Я не могу пойти к Бетельгейзе и тем более к Антаресу!
— Я не буду доставать для тебя секреты из чужих душ!
— Загляни в мою!
И вновь я оторопел, изумленно вытаращившись на Зербрага.
— Умоляю, — хрипло выдыхал он. — Мне не к кому больше обратиться.
— Зачем это тебе? — непонимающе спросил я, опуская копье. — Это какая-то ловушка, чтобы утащить меня за небеса и использовать? Я же могу столько увидеть…
— Я должен знать правду! Я больше не понимаю, что истинно, а что нет! Моя жизнь лжива, она обманывает меня самого!
Когда он снова подступил, я не стал отходить.
— Пожалуйста, — выдал он в отчаянии. — Помоги мне. Я не останусь в долгу.
— Ты сказал, что я выродок и неполноценный урод.
— Да.
— Почему я