Индивидуум - Полина Граф
— У тебя нет причин. Я не менял мнения и продолжаю считать такого, как ты, неправильным.
— Тогда…
— Но то, что ты увидишь, может перевернуть все. Это не причинит вреда, но прояснит для нас картину мира. Она станет цельнее. Возможно… жизнь обманывает не меня одного, понимаешь?
Я не понимал. И продолжал его ненавидеть и даже подумать не мог о доверии. Но все же решил для себя, что как минимум попытаться изучить врага Антареса — уже неплохо для начала. Потому развеял копье.
— На что я должен обращать внимание?
— Моя память непостоянна, я многое забываю или помню не так, как было. Это несвойственно душе Паладина — я не болен и тем более не тратил воспоминания попусту. Я долго пытался выяснить причину такого дефекта, но полагал, что подвержен пагубной аномалии — случайная ошибка Вселенной, одна из многих, которыми страдают те или иные души. Но после случившегося… я больше так не думаю. Сможешь изучить эти провалы?
Я кивнул, а Зербраг немедля поинтересовался:
— Какое условие для твоего психодара Анимеры? Как ты его призываешь? Тебе требуется моя кровь? Соглашение?
— Нет, лишь касание.
Напрягся даже Поллукс.
— У тебя такое сильное проявление? — спросил он, изогнув бровь.
— Это опасно, — нахмурился Зербраг.
— Тебе нужна моя помощь или нет?
Я замялся перед тем, как коснуться его протянутых ладоней с длинными узловатыми пальцами. Все еще не было уверенности, что это правильный поступок. Но я провалился в темноту.
Удушливый запах горелого мяса — вот что пришло первым. Он выбивал слезы из глаз, прилипал к глотке и мерзким привкусом растворялся на языке. Я стоял на обугленных руинах древнего строения, разруха тянулась во все стороны и уходила до горизонта. Там, в самом центре, осталась высокая стена с выбитыми окнами. Чем ближе к ней, тем больше разбросано костей — все они были серебряными с синими прожилками, в остатках мяса и крови звезд. Их набрался целый холм. А над ним — обугленное тело с распростертыми крыльями из лезвий. Труп словно упал с черного неба и запутался в веревках, тянущихся откуда-то сверху, и теперь больше походил на марионетку или уродливую анатомическую инсталляцию в музее. Черты лица не определить, их исказило угольной коркой. Я снова пересилил себя, мне до смерти не хотелось трогать подобный Центр. От него веяло арктическим холодом и паленым смрадом.
Вихрь образов сбил меня с ног и бураном унес вглубь памяти Зербрага. Я смотрел широко открытыми глазами, впитывал и постигал, едва ли помня о себе самом. Обращаться к сокровенным и потаенным воспоминаниям не было сил — я бы истощил себя, опускаясь на такую глубину. Но Зербраг, к удивлению, услужливо поднял большую часть. Он просто их отпустил.
И я внимал. Каждому из них.
Бесконечные стеллажи архива разведчиков, в окна которого прорывалось алое мерцание ближайшей туманности.
Гарь повсюду, она впитывалась в кожу и скрежетала на зубах. Кости дробились, и мясо сгорало. Сражение звезд со звездами, Свет шел на Свет. Тройственная гражданская война. Зербраг участвовал в ней. Три кандидата в Верховные. Один на грани Коллапса, вторая слишком юна, третий слишком честолюбив. Армия раскололась.
Полис из синего камня под двумя палящими солнцами, и взрыв в самом его сердце. Повсюду руины и смрад обугленной плоти. При финальных переговорах Первый паладин не выдержал и достиг Коллапса. То, чем он стал — пылающая алая тварь, монструм, — закрыла собой почерневшие небеса.
Зербрага наградили люминарной нитью за победу над чудищем. Каждый ее стежок с болью впивался в душу, расширяя ее, позволяя нести все больше эфира.
— Они заметили тебя, — сообщил Зербрагу довольный голос. — Старайся не быть таким угрюмым, когда будешь говорить со Вторым паладином.
Вестус Светлое Сердце.
Они оба стояли в Зеркальном Шпиле, смотрели на Люксорус под светом Баэрдода, полностью закрывшего свой черный спутник. Я, затаив дыхание, уставился на деда. Спокойный и улыбчивый, как и статуя в некрополе. Его глаза устало сверкали.
— Мы почти достигли мира в Свете. Надолго ли — пока неясно. Лишь Вселенная знает. Но мы можем надеяться. В бойне сияет надежда.
Меня пробрало, как от легкого удара током. Пока я пытался понять, что произошло, буря уже неслась куда-то дальше. Все больше крови и звона оружия. Долгие погружения в сомниум, теплота и бессознательность состояния. Зербрага никогда никто не ждал на стороне живых, редкие души говорили с ним перед алтарем памяти, потому почти всегда он оставался один на один с тишиной. Там, в бессознательном, Зербраг ценил голос фактотума. Прелестные рассказы маленькой планетарши. Каждый раз при возвращении мир казался ему холоднее. Верховные и эпохи уходили, как и все вокруг, времена тяжело сменялись на дугах Армиллярных плит. Оставались война и ненависть к Тьме. Центурион, глава Совета провинции, глава префектуры, примус-легат, магн-легат, Паладин.
Ощущение неправильности росло.
Зербраг становился забывчив, он не понимал, когда успел сжечь так много эфира. Но слабости показать не мог. Он требовался Свету сильным и уверенным. А ему самому были необходимы верные подчиненные. Паладин окружал себя ими, принуждал клясться душой, делался их Доминумом. Только так он мог не сомневаться в их преданности при неверной памяти. Сжигал лица провинившихся, заставлял их отвечать за ошибки, как и он сам раз за разом. Зербраг порабощал солдат цепенящим страхом.
Бесконечные поиски в космической черноте. Шелест стальных пластин скрижали. Зербраг искал древнее и утраченное, по заветам давно покойной и дорогой ему души. Он был готов на все, на любую жестокость, лишь бы исполнить обет и возвеличить Свет. Ничего важнее не существовало, и это касалось не только Зербрага. Системы и плиты, грани горизонтов, руины давно почивших полисов. Иногда что-то обнаруживалось, но оно казалось таким незначительным. Бесполезным. И, глядя на безжизненные пустоши глазами Зербрага, я снова ощущал настойчивое покалывание. На его память налипли розоватые пятна, мерзкие пузырящиеся сгустки.
Лишь теперь я их заметил и больше не упускал.
С ним всегда находилась кудрявая планетарша Юферия. Она была памятью Зербрага, его неочевидной опорой. Незаметная и преданная. Ее образ тоже вонял гарью.
Сомниум за сомниумом. Зербрага глодали воспоминания, связанные с Кетесом Ищущим, его мастером, вдохновением, отправившимся на важные поиски и не вернувшимся с них.
— Мы возвысим Свет. Мы поймем, кто мы и откуда. Найдем нашу родину во что бы то ни стало! Зербраг, ты поможешь мне?
Они поклялись на крови, что однажды отыщут древнее наследие. Поймут, откуда пришел Свет и что было в начале всего. Зербраг положил на это всю свою долгую и одинокую жизнь, построенную на чужой мечте, и
