Птицы - Владимир Торин
– Тащите ее отсюда! Я сейчас!
В тоннеле, проделанном в буре, тело мадам Клары вдруг стало почти невесомым, словно пушинка. Вновь закинув ее руки себе на плечи, дети потащили няню прочь от Уэллесби.
Беглецы стремительно отдалялись от этого жуткого, кошмарного места. Снег хрустел под ногами, и с каждым футом звуки схватки в комнате Гелленкопфа становились все тише. Впереди маячила фигурка банкирши с улицы Мэпл, которая, ожидая их, придерживала мистера Риввина.
Финч не мог поверить, что им удалось выбраться. Что Уэллесби их отпустил.
«Мы сбежали! – промелькнуло в голове. – Эти злыдни не смогли нас сцапать! Скорее бы добраться домой – там они до нас не доберутся и… где же Фанни?..»
Финч обернулся и похолодел.
Фанни по-прежнему была в комнате и все пыталась освободить платье, а за ее спиной клубилась и извивалась тьма. Черная тварь, вылезшая из дворецкого, заполнила уже, казалось, всю комнату. Одно из смоляных щупалец рванулось к женщине и обхватило ее за пояс. На лице мадам Розентодд застыл подлинный ужас.
– Фанни! – закричал Финч.
Фанни вскрикнула и в следующее мгновение исчезла в черном клубке.
Финч отпустил мадам Клару и ринулся к окну. Он не знал, что делать, не представлял, как будет вызволять Фанни, но он ни секунды не сомневался.
Вот только у снежной бури было свое видение происходящего. Будто издеваясь, она заштопала дыру едва ли не перед самым носом Финча. Путь в Уэллесби исчез.
Глава 15. Эффект замещенной жизни
Подрагивающие языки пламени отражались в круглых стеклышках очков.
Доктор Нокт не мигая глядел на огонь в камине, задумчиво поглаживал бородку и постукивал ручкой по странице толстой тетради в темно-красной кожаной обложке.
Вверху страницы было выведено: «Глава 4», но сама глава отсутствовала – ниже вразброс и без какого бы то ни было порядка чернели обрывочные фразы (описания и реплики), большинство из которых к тому же было еще и вычеркнуто; между ними расположились рисунки: мотылек с полосатыми крылышками, младенец с головой пса, кошачья шкура, плотоядное растение, из пасти которого торчит чья-то рука…
Доктор Нокт решил, что сейчас неплохое время, чтобы заняться своей книгой, вот только мысли его то и дело возвращались к странностям, которым он стал свидетелем в этом доме.
Дом № 17 на улице Трум был не просто неприветливым – он был будто пропитан мрачными тайнами.
Начать с висельника, этого Франки. Доктор сразу понял, что его убили. Молодой констебль верно подметил: борода, заправленная в петлю, – это явное свидетельство того, что мистер Франки не сам решил повеситься. А это значило, что где-то в доме находится убийца…
Потом начали происходить вещи и вовсе безумные. Через заднюю дверь заявился старик. И пусть он выглядел совершенно спятившим, да еще и основательно пьяным, все же нельзя было отрицать того невозможного факта, что сквозь бурю он как-то прошел. Да и не стоит забывать о том, что он говорил: шагающий трамвай, похищение домовладельца и прочее… Сейчас этот Хэмм, закутанный в пледы и опустошивший два пузырька успокоительного раствора, храпел в подвале, но само его присутствие вызывало какую-то непонятную тревогу.
Впрочем, еще большую тревогу у доктора вызывала мадам Шпигельрабераух, к которой он, собственно, и пришел. Если бы доктора Нокта попросили поставить ей диагноз, то он склонялся бы к нервическому психозу с внезапными сменами настроения и острыми приступами обсессий.
Ее жуткий и безумный крик до сих пор стоял у него в ушах. Они с ней говорили, и на миг доктору даже показалось, что она откуда-то его знает, а потом эта женщина вдруг ни с того ни с сего резко вскинула голову и закричала, а когда он попытался успокоить ее, оттолкнула его в сторону и, ничего не пояснив, умчалась вверх по лестнице. Он был совершенно сбит с толку, но ему быстро объяснили, что мадам Шпигельрабераух – весьма эксцентричная особа, и если ей внезапно вздумалось кричать и бегать по лестницам – что ж, это ее право. Особенно учитывая тот факт, что отныне она – новая домовладелица.
Все это было невероятно подозрительно – доктор чувствовал себя так, будто случайно оказался на тайном собрании заговорщиков и никак не может собрать воедино, что они обсуждают, что за планы строят и что за интриги плетут.
Что уж говорить, если даже здешние дети вытворяют вещи, не поддающиеся здравому смыслу и объяснению: сперва отправились якобы за печеньем прямо перед бурей, а затем этот мальчишка… этот странный мальчишка отчего-то решил, что он не тот, за кого себя выдает.
Доктор Нокт чувствовал, что дело, которое привело его сюда, явно было связано со всем, что здесь творится…
Дом № 17 на улице Трум не так давно погрузился в тишину и, казалось, наконец обрел долгожданный покой. Снаружи по-прежнему бушевала снежная буря, но внутрь ее стонущие-воющие голоса залетали уже приглушенные, будто доносились через радиофор с забитым паклей рогом.
Жильцы старались носа не высовывать из своих квартирок, а те «носы», что все-таки порой показывались на лестнице, были сонными, взлохмаченными, помятыми и порой сопливыми.
Как только по дому расползся слух о том, что сюда занесло доктора, жильцы тут же, не сговариваясь, повадились на первый этаж просить что-нибудь от мигрени, от кашля, от грусти да от бессонницы. Впрочем, постоянные звонки вызова лифта, раздающиеся едва ли не над самым ухом мистера Додджа, быстро старшему констеблю надоели, и под угрозой ареста (за жестокое убийство его безмятежности) он потребовал от жильцов оставить доктора и его самого в покое. После чего шепотом попросил у доктора парочку пилюль от беспокойства, в очередной раз подивился, куда же исчез Перкинс, и вернулся к чтению своего полицейского романа. Младший констебль, к слову, отправился в подвал – видимо, прилечь после всех пережитых волнений (доктор сам видел, как он туда спускался).
На первом этаже раздавался храп – мистер Поуп спал на своем стульчике у лифта, укрывшись газетой, точно одеялом. Его супруга, миссис Поуп, обмотанная шарфом с головы до ног, еще час назад обошла весь дом, осеняя лестницы и этажи протяжным чиханием, после чего спустилась обратно, сообщила присутствующим, что с домом все в порядке, и потребовала, чтобы до конца бури ее не смели будить, а затем, зажав под мышкой Мо, отправилась в квартирку спать.
Шуршал и потрескивал огонь в каминах, порой раздавался шелест переворачиваемых страниц книги, которую читал старший констебль Доддж.
Вязкая меланхоличная обстановка на первом этаже действовала на доктора Нокта усыпляюще: мысли таяли и уже походили на записи в тетради – оборванные, зачеркнутые. Глаза слипались, голова клонилась все ниже и…
И тут неожиданно раздался шепот:
– Доктор…
Доктор Нокт моргнул и повернул голову. Его глаза удивленно округлились.
– Финч? Что с тобой произошло?
Констебль Доддж оторвался от чтения и с подозрением уставился на мальчишку, который стоял у основания лестницы.
Финч был весь в саже, костюм выглядел так, будто стал жертвой клыков очень злой собаки, синие волосы торчали как попало, лицо сплошь покрывали ссадины и царапины, нижняя губа припухла.
– У нас камин забился, – сказал мальчик.
– И ты решил прочистить его сам? – прищурился доктор.
– Да, сэр.
Констебль Доддж усмехнулся.
– Ох уж эти дети и их камины, – фыркнул он и вновь уткнулся в книгу: мальчишка и его угольно-копотная история нисколько его не интересовали.
– Доктор, – сказал Финч, – нам нужна ваша помощь. Арабелла… ей стало хуже. Вы ей поможете?
Мальчишка глядел на него с настолько заискивающим и неловким видом, что было видно и без очков – он откровенно врет.
– Конечно, – тем не менее сказал доктор Нокт.
Захлопнув тетрадь, он взял саквояж, поднялся и подошел к мальчику.
Финч предложил идти по лестнице (так, по его словам, было быстрее, пока, мол, добудишься мистера Поупа) и, сообщив, что им на пятый этаж, пропустил доктора вперед.
Доктор пошагал по ступеням вверх, мальчик – за ним.
– Ты чего-то недоговариваешь, Финч, – сказал доктор Нокт, но мальчик промолчал, и он продолжил: – И выглядишь ты странно. Непохоже, что ты чистил камин. Это все как-то связано с тем, зачем вы на самом деле блуждали в буре?
Мальчик снова ничего не ответил, и доктор обернулся. Что ж, то, что он увидел, было уже не просто странным.
Финч сжимал в руке револьвер и целился в него.
– Что это такое?
– Это револьвер, – пояснил мальчик. – Настоящий! Он очень больно стреляется.
– Да, я
