Птицы - Владимир Торин
Но никто его не слушал.
– Финч! – снова завопила Арабелла, с ужасом глядя на распростертого у ног Одноглазого мальчика.
– Все по порядку, – рявкнул Горан Корвиус. – Сперва ты…
Он резко вскинул клинок и прямо на глазах у пораженной Арабеллы вонзил его в грудь Финча.
– Нет! – закричала девочка.
Но Финч и не думал умирать. Он упер руки в пол и попробовал отползти.
– Что такое? – недоуменно проговорил Горан Корвиус. Его клинок оплетали щупальца из бордовых нитей. Вязанка, которую Финч вытащил из клубка, попыталась его защитить.
– Гадкий предатель! – закричал Одноглазый.
Он дернул рукой и вырвал клинок из вязанки, разрезав ее конечности. Вязанка заныла и заползла обратно, к мальчику под сюртучок. Ее бывший хозяин снова вскинул клинок, намереваясь вонзить его Финчу прямо в лицо, но так и не успел этого сделать. И помешал ему, как ни странно, мистер Риввин.
Оттолкнув от себя руку поддерживавшей его банкирши с улицы Мэпл, он закричал. Закричал так, что стоявшие рядом с ним люди отшатнулись и вжались в стены, зажимая себе уши руками.
А затем мистер Риввин перестал быть собой.
Он рухнул на колени, словно кто-то невидимый вывернул его ноги из суставов. Кожа мистера Риввина побелела, глаза округлились и налились чернотой, нос заострился и удлинился. Он наконец стал тем, кем он был, – не-птицей. Но трансформация на этом не остановилась. Раздался жуткий скрежет, будто кости в теле мистера Риввина начали гнуться. Его руки и ноги истончились, обратившись лапами с длинными острыми когтями. Костюм исчез и теперь представлял собой грубую белую шкуру, каштановые волосы на голове за одно мгновение отросли и побелели. Нос превратился в самый настоящий клюв, черты исказились до неузнаваемости.
Мистер Риввин больше не был ни красавчиком, ни даже не-птицей. Это жуткое существо напоминало помесь огромного белого пса и птицы.
Вот теперь он действительно походил на монстра. И монстр прыгнул.
Горан Корвиус словно позабыл о Финче, который пополз в сторону, спеша убраться подальше от Одноглазого и того, что прежде было мистером Риввином.
Старик обернулся белой вороной. Поврежденное крыло уже срослось, и он взмыл под потолок коридора в ту самую секунду, как песья птица с грохотом приземлилась на то место, где он только что стоял.
В следующее мгновение Горан Корвиус снова стал собой и сделал выпад клинком, прошив шкуру монстра. Тот заревел и дернул головой, пытаясь пронзить Одноглазого своим острым клювом, но старик снова превратился в ворону и взлетел к потолку.
Песья птица задрала голову и поглядела на Корвиуса безумным голодным взглядом. Она раскрыла клюв, с него на пол закапала вязкая, как плавленый воск, слюна.
Ворона издевательски каркнула, но она рано радовалась. Монстр подобрался и прыгнул. Извернувшись всем телом, он схватился за потолок, вонзив в него когти всех четырех лап. Зависнув под потолком вниз головой, монстр оттолкнулся и снова прыгнул. Увернулся Одноглазый лишь чудом. На полу он уже оказался в виде не-птицы и насмешливо повел перед собой клинком, подманивая противника. И противник не заставил себя ждать. Он набросился на не-птицу. Острый клюв и длинные кривые когти заскрежетали о вспорхнувший клинок Горана Корвиуса. А затем обоих дерущихся будто подхватил вихрь.
Схватка шла на полу коридора, на стенах, под потолком. Для противников не существовало никаких преград.
Корвиус будто танцевал, прыгая и вращаясь с невиданной для старика прытью и совершая стремительные выпады, а монстр дергал головой из стороны в сторону, клацал клювом, словно клещами, но раз за разом захватывал лишь воздух.
Шпага Корвиуса походила на иглу швейной машины, она несколько раз прошила грудь и лапы монстра, но этого оказалось недостаточно. В какой-то момент старик утратил бдительность, и клюв Риввина вонзился ему в живот. Одноглазый закричал и попытался превратиться в ворону.
Песья птица не дала ему этого сделать – она мотнула головой, вырвав клюв из тела Корвиуса, и ударила его лапой. Чудовищные когти разорвали лицо старика. Наполовину преобразившись (голова Корвиуса уже походила на воронью, а левая рука обросла перьями), он отлетел к стене.
Истекая черной кровью, Одноглазый сполз по ней. Шпага выпала из его разжавшейся руки и со звоном стукнулась о паркет. Старик дернулся и прохрипел:
– Мое… Пророчество…
После чего его изуродованная голова опустилась на грудь.
Горан Корвиус был мертв.
Глянув на него, песья птица издала карканье, отдаленно похожее на смех, и развернулась. После чего, хрипя и пошатываясь, двинулась к застывшим Фанни, Арабелле и банкирше с улицы Мэпл, которые с ужасом наблюдали за схваткой. Черная кровь капала на пол из ран в груди и впалом брюхе. Рядом капала желтоватая слюна.
Не дойдя до них несколько шагов, монстр остановился. Высунув из клюва длинный черный язык, он попытался зализать раны, но тут силы покинули его. Мотнув головой, песья птица рухнула на пол.
Монстр исчез. На полу лежал, распростершись, мистер Риввин. Раскинув руки в стороны, он уставился в потолок.
Молодой человек судорожно заморгал, словно пытался разглядеть что-то в потемках под сводами или же намеревался вытряхнуть из глаза соринку.
Банкирша с улицы Мэпл бросилась к нему, опустилась на пол рядом и положила его голову себе на колени.
– Вы все еще здесь? – спросил мистер Риввин, переведя свой взгляд на женщину.
– Конечно, – ответила она. Ее веки покраснели, по щекам текли слезы…
– Вас не испугал мой вид?
– Вы еще мою семейку не видели, – невесело улыбнулась мадам и приподняла полу сюртука мистера Риввина – шарф был весь в крови, к первой ране добавились еще две.
– Кажется… кажется, я умираю, моя милая банкирша с улицы Мэпл, – негромко проговорил мистер Риввин и закрыл глаза. Его костюм стремительно намокал от крови, кругом растекалась вязкая черная лужа…
– Финч! – воскликнула Арабелла. – Что ты делаешь?!
Мальчик ее не слушал. Спотыкаясь и держась за стену, он двинулся к двери комнаты Скрипуна. Добравшись до нее, он обошел лежащего на полу Уильяма Уолшша, схватился за дверной косяк и исчез внутри.
В комнате никто так и не обратил внимания на схватку в коридоре. Гелленкопф, вероятно, думал, что его приспешник расправится со всеми, кто рискнет ему помешать.
– Тебе нравятся мои перья? Это все для тебя, Клара, – хвастливо говорил он. – Но кое-что я оставлю для проклятого Песочного Человека. Вы забрали у меня почти все, но эти жалкие крохи… их хватит. Пока я не верну себе сердце…
Гелленкопф держал мадам Клару за горло. Зонтик его висел рядом в воздухе, словно поддерживаемый невидимой рукой.
Усмехаясь, Гелленкопф просунул большой палец в рот мадам Клары и резко дернул им в сторону. Ноготь разрезал ее щеку, как нож, и вырвался на свободу. Лицо мадам Клары залило кровью. Она дернулась и повисла в руках мучителя.
Финч наклонился и нашарил в куче черных перьев револьвер. Поднял его…
На его глазах выступили слезы ненависти. Он не собирался больше угрожать или вообще хоть что-то говорить.
Финч просто нажал на спусковой крючок.
Раздался грохот, которого мальчик не ожидал от этой крохи, револьвер дернулся из ладони, словно обезумев, но Финчу удалось удержать его в руке.
Эхо от выстрела стремительно умирало. Все кругом будто застыло в вязком киселе.
Прошел миг… другой…
Гелленкопф разжал пальцы, и мадам Клара рухнула на пол. Сам он повернулся к мальчишке и усмехнулся.
– Неужели ты думаешь, что… – Гелленкопф оборвал себя на полуслове. На его лице появилось недоумение, за ним пришла боль и в следующий миг – осознание.
Он опустил взгляд и увидел круглую дыру в жилетке, из которой, впитываясь в ткань, вытекала черная кровь.
Его рот исказился. Гелленкопф сделал судорожный вдох и… закричал.
Перья в комнате пришли в движение. Подернувшись, будто на ветру, они медленно поползли к своему хозяину, постепенно набирая скорость. Добравшись до него, перья начали врастать в его тело, забираясь внутрь через прореху в груди и широко распахнутый рот, словно в две чудовищные воронки.
Собираясь со всех сторон, в какой-то момент они накрыли и Финча. И тогда он буквально на своей шкуре ощутил, что это такое – оказаться в сердце этой перьевой метели. Его било и толкало, швыряло из стороны в сторону, пинало и тащило по полу. И все это одновременно. Он закрывал голову руками и кричал, но даже не слышал собственного крика.
Все закончилось так же стремительно, как и началось. Черная туча словно выплюнула Финча.
Он обнаружил себя лежащим на полу, по-прежнему держа револьвер в одной руке и крепко сжимая трубу радиатора другой. Финч повернул голову. Туча, словно злобный черный дух, заползала в трясущегося Гелленкопфа, и ее последние конечности как раз забирались в его грудь и рот.
Когда последнее перо исчезло внутри Гелленкопфа,
