Бессмертный двор - Павел Сергеевич Иевлев
Что же касается их странной манеры говорить, то она проистекает из уважения к скудному литературному наследию настоящих великанов, от которого сохранилось чуть больше сотни отрывков ритмической прозы, которые все голиафы заучивают наизусть с детства. Считая себя потомками и культурными наследниками великой, но сгинувшей во тьме веков расы, они относятся к этим фрагментам литературы с таким пиететом, что признают их единственным образцом достойной грамотной речи. Голиаф, говорящий обычным манером, считается среди своих образцом постыдного бескультурья, каковым у людей сочли бы, например, непрерывно матерящегося собеседника. Смеяться над этим определённо не стоит, если, конечно, не хотите смотреть на мир через отверстие в собственной заднице.
— Мы тут собрали наших братьев,
сестёр, племянников и дядей,
чтобы навешать змеемордым
люлей, как издавно водилось
среди потомков великанов,
своим происхожденьем гордых, — сообщил один из голиафов.
— Тому есть веская причина:
змеюки мраковы решили
разграбить тот бродячий город,
где мы привыкли закупаться
вкусной жратвой и пенным элем,
а также доброй самогонкой, — добавил второй.
— Но даже вдарив всем семейством,
что удалось собрать сегодня,
мы не уверены в победе
над этой нечистью змеиной.
Лишившись связи с нефилимом,
совсем рехнулись змеелюды, — снова вступил первый.
— Мои сиблинги хотят сказать, — пояснил третий, — что драка будет изрядная. Змеюки чуют, что без Могой им конец, и ничего не боятся. Решили убивать и грабить, пока могут, на последствия им плевать ядом.
— Однако ты, смотрю, служивый,
совсем без башни, раз решился
напасть на змей в одну винтовку.
Тебя, смешного человечка,
любой младенец в нашем клане
забьёт в кроватке погремушкой! — раздался низкий хриплый голос сзади.
Обернувшись, Эдрик впервые в своей жизни увидел женщину-голиафа. К счастью, она не следует принятому среди полувеликанов обычаю ходить в любую погоду с голым торсом (демонстрируя мускулатуру и пренебрежение к холоду), иначе впечатление было бы слишком сильным. Но и так ширина плеч, толщина рук и выпуклость кожаного нагрудника впечатляют, хотя ростом она сильно уступает сородичам, будучи всего-то головы на две выше человека. Обычно дамы голиафов не покидают клановых селений, но на этот раз, похоже, действительно собрали всю семью. В овраге толпятся десятка полтора здоровяков, от совсем молодых до почтенных, но всё ещё крепких старцев.
— Ашкар, племянница-красотка,
совсем из молодых да ранних,
но говорит она по делу.
Мы ценим даже в людях слабых,
задор, отвагу и безумье, — заявил первый голиаф, и Эдрик перевёл взгляд на второго.
— И потому мы предлагаем
тебе, достойному назваться
соратником для голиафов,
участвовать на равных с нами
в задаче змееистребленья, — не замедлил тот.
— Тем более, твоё оружье
на взгляд на первый намекает,
что ты в стрельбе весьма искусен,
что может очень пригодиться,
пока мы будем в рукопашной
крутить змеюкам головёнки, — очередь снова перешла к первому, теперь должен вступить третий.
— Мои сиблинги хотят сказать, что нам не помешал бы хороший стрелок. Мы сильны в ближнем бою, а эти пукалки не для наших рук… — полувеликан продемонстрировал огромный кулачище размером как две Эдриковых головы. — Кстати, меня зовут Эд.
— Почти как меня. Я Эдрик. А почему ты говоришь, ну… нормально?
— Я ужасно некультурный, — доверительно шепнул громовым басом голиаф, склонившись к его уху. — Меня даже выгнали из дома, так всем было стыдно. Потом простили, родня есть родня, но тосты на вечеринках не для меня, увы. Девушки краснеют и падают в обморок. Правда, — добавил он, подумав, — некоторые притворяются.
Сложные планы голиафы оставляют слабакам. Единственный тактический приём, который они используют в бою: «Набежать толпой и всем вломить». Эдрику с трудом удалось уговорить их не атаковать через степь под стрелами змеелюдов, а подождать в овраге, пока те прибегут сами. Это предложение неожиданно получило одобрение племянницы Эда, Ашкар:
— Ну наконец-то кто-то умный
втемяшил этим долбодятлам,
что смелость не равна тупизму,
и то, что не любую стену
порушить надо непременно
своей тупою головою! — заявила она громко, хлопнув его по плечу так, что отсушила руку.
— Ты, я смотрю, вояка бравый,
при этом не совсем придурок,
как родичи мои из клана,
которые, хоть мне и братья,
дубины собственной дурнее.
Стреляй змеюкам в бошки метко,
и я тебе поставлю пиво
в количестве весьма изрядном,
поскольку братья хоть и дурни,
а всё же кровь-то не водица,
мне до́роги мои родные.
Эдрика и Кованого голиафы забросили наверх, где они встали, не скрываясь. Между ними и змеелюдами овраг, в котором нетерпеливо переминаются с ноги на ногу и крутят в руках дубины голиафы, но начинать бой предстоит стрелкам.
Приложившись к трубке прицела, Эдрик тщательно выбирает мишень, не обращая внимания на нытьё Деса: «Ну что ты тянешь? Давай уже, стреляй! Они все на одну морду, какая разница?» Но опытный снайпер никогда не спешит, первый выстрел самый главный, он как первая нота песни, задаёт тон всей баталии.
— Вон тот, с короной на башке, — решился он наконец. — Может, это их главный.
— Одобряю, — сказал Дес. — В такую красоту и целиться приятно.
Винтовка грохнула, толкнула в плечо, Эдрик поморщился — там, похоже, остался синяк от ручищи Ашкар. Корона упала в снег, надевать её змеелюду больше не на что — крупнокалиберная разрывная пуля не оставляет подранков.
Замешательство змеелюдов длилось недолго, выстрел спустя они уже бегут в сторону стрелка, доставая из ножен кривые клинки. Эдрик успел выпустить десять пуль, Кованый —
