Юрий Никитин - Откровение
Синее небо затянуло тучами. Те двигались почти так же быстро, как в нижнем мире. Внезапно в лиловом месиве разом полыхнуло с такой мощью, что ослепленный Томас ухватился за глаза. Тяжелый грохот обрушился на голову как удар боевого молота. Непроизвольно пригнулся, охватив в обе ладони по горсти земли.
— Да черт бы тебя побрал! — сказал он яростно.
Встал и выпрямился во весь рост с надлежащим достоинством и надменностью рожденного в благородном сословии. Смутно чувствовал, что какой-то нарастающий треск несется к нему со скоростью скачущего табуна, а когда понял, в смущении оглянулся, но степь была голой, только в полумиле виднелся темный лес.
Стена ливня надвинулась, перегораживая мир. Томас успел увидеть как под ударами крупных капель комочки земли взлетают на высоту рыцаря на крупном коне, и тут на него обрушилось море, он захлебывался от шума и воды, ослеп. Вода падала с такой силой, будто разверзлись хляби небесные.
Сквозь пелену увидел мокрого, как тюленя, Олега. Тот пригнулся, обхватил руками голову, вода стекала по голым рукам, и Томас некстати подумал, что теперь знает, почему волосы там растут в противоположную сторону.
— Да черт с ним, — рявкнул он, перекрывая грохот падающей воды. — пойдем, сэр калика! Мы не твои муравьи... пусть даже они геродотовы, что попрятались от дождичка... Продолжим свадьбу, выпьем за наши доблестные подвиги, послушаем песни, какие мы отважные. Ваше тайное общество здорово, кто спорит, но еще лучше клятва верности! Когда рыцарь дает клятву верности своему сюзерену, тот обязуется защищать своего вассала! Поспешим, сэр Олег! Поспешим.
Струи воды сбегали по лицу калики, оно словно бы расплывалось, глядело на Томаса слепыми глазами из другого мира. Томас сквозь ликование ощутил, что холодные струи проникли не только под доспехи, но и в грудь, плеснули на горящее сердце.
— Что еще?
— Ты хоть понимаешь, куда надо поспешить?
Томас удивился:
— В замок, куда еще! В королевский дворец. Теперь мой. Или полагаешь, ее святые ангелы отправили в мой родовой замок? Ничего, отец и дядя примут ее достойно.
Калика молчал долго, лицо стало несчастным. Томас умолк, стало страшно от недоброго предчувствия. Олег сказал тихо:
— Томас... из ада забирают только в одно место.
Ледяной ветер бросал воду прямо в лицо, грохот раскалывал небо прямо над головой. Томас видел, как совсем близко вспыхнуло ветвистое дерево молнии, вода закипела и взвилась столбом пара.
— Не пугай меня, Олег.
— Догадался?
— Олег, но Пречистая могла велеть отнести ее только ко мне... а я был в аду! Так что она сейчас в моем замке!!!
Лицо Олега было злым, подозрительным, глаза щурились, а рот сжался в тонкую неприятную линию, даже губы побелели.
— Если те святые ангелы были от твоей Пречистой.
— Олег!
Олег невидяще смотрел в серую стену ливня. Вода стекала по его лицу, как по гранитной скале. Потемневший от солнца, он и был похож на глыбу гранита, века простоявшую под ливнями, ветрами, вьюгами. Губы, еще со следами побоев, шевельнулись словно нехотя:
— А тот ангел, у которого ты из хвоста выдрал перо? Сатана сказал, что ее взяли наверх. Но для него существует только один верх.
Томас покачнулся, лицо стало смертельно бледным.
— Не понимаю... В рай?.. Но она же не умерла?
Олег сказал досадливо:
— Томас, в рай немало людей взяли живыми! Мельхиседек, Енох... еще с десяток, всех не упомню... Но с ними понятно, их за заслуги... хотя я бы назвал их заслуги другим словом... Но Ярославу? Да еще в христианский рай?
Томас прошептал:
— Сэр калика, она христианка.
— Русских христиан поскреби как следует, обнаружишь родян. Даже скрести не надо, и так просвечивает... Нет, тут что-то иное.
Лицо его окаменело, и чем больше Томас смотрел, тем больше сжимался, а в груди как будто кто-то ковырял ножом. Глаза калики потемнели, брови сомкнулись, а желваки вздулись, как наплывы на старом дубе.
— Опять приманка?
— Да, — сказал Олег медленно. — Боюсь, что в вашем христианском раю нас как раз и ждут настоящие. Те, кто проникал в ад и строил нам ловушки.
Томас долго молчал, струи дождя разбивались о его голову и плечи яркими брызгами. Прошептал едва слышно:
— То-то мне показалось, что Сатана о Ярославе вовсе не слыхивал...
Гром ломал небосвод с такой яростью, что от грохота трещала голова и ломило уши. Молнии слепили, а ливень бил по земле так, что взлетающие комочки грязи выглядели странным чудовищным чертополохом. Олег взглянул из-под руки на блестящую, в потоках воды фигуру рыцаря, прокричал зло, едва прорываясь сквозь грохот:
— Говоришь, Илья-пророк на колеснице там носится? Странные забавы у смиренного пророка!
Томасу почудилось покушение на устои религии, крикнул предостерегающе:
— Неисповедимы пути Господни!
Олег услышал, гаркнул еще злее:
— Ну да, неисповедимы!.. Все исповедимо. Если знаешь за какой конец меча браться.
Томас вытянул руку, чтобы убедиться, что даже кончиков пальцев не увидит за ливнем, но тяжесть падающей воды пригнула руку, словно к ней подвесили скалу.
— Дьявол, — ругнулся он невольно. — В аду было хоть сухо. Да и тепло...
Олег крикнул яростно:
— Дурак он, твой Илья-пророк! Скалы и так блестят, а он еще поливает... Остальной дождь вон в море сбросит, а народ на полях дождя не дождется!
— Сэр калика...
— Задницу бы надрать твоему пророку!
Среди грохочущих туч страшно треснуло. Молнии полыхнули особенно ярко, и в блистающем облаке появилась четверка коней, влекущая колесницу. Томас едва успел увидеть на передке высокого человека с непокрытой головой. Волосы трепало ветром, лик яростен, глаза горят жаждой убийства. Он был в белой хламиде, но в разрезах широких рукавов блестели металлические щитки, оберегающие руки от чужого оружия.
Колесница во мгновение ока оказалась на земле. Кони храпели и яростно били копытами, высекая снопы багровых искр. Человек из колесницы крикнул страшным голосом:
— Кто здесь собирался надрать мне задницу?
Олег опешил, пробормотал:
— Ничего себе, пророк... Это с его-то разбойной рожей? Такой напророчит... всю жизнь будешь отвары пить, да и то ежели уцелеешь!
Томас зашептал горячо:
— Сэр калика, повинись! Повинись, говорю. Пророки все милосердные, простит.
— Это он-то милосердный? — изумился Олег. В голосе калики были страх и изумление. — Эй, мужик!.. Мы с тобой не ссорились! Или ссорились?.. Больно голос твой знаком...
Человек в белой хламиде уже соскочил, в правой руке держал огненный кнут, вокруг сгорал воздух, волна жара достигла лица Томаса. Он ощутил, как нагреваются доспехи. Илья-пророк двигался с легкостью, несмотря на тяжелые железные поножи, грубые сапоги на двойной подошве, окованные блестящим железом. Щит и меч остались в колеснице, Томас не успел разглядеть герб, а сам пророк сделал два шага в сторону растерянных людей, но вдруг заколебался, остановился, а затем и вовсе попятился к колеснице.
