Юрий Никитин - Откровение
— Не бог войны, ты мне чужого не присобачивай!.. Я был богом воинских дружин, а это, как говорят в Великой Перми, две большие разницы. Воинские дружины служат тому, кто платит. Мы работали по найму. Воевали честно, блюли верность до конца срока, за который получали плату.
— Понятно, — ответил Олег горько, — теперь нанимать некому?.. А другие хозяева предложили другую работу?
— Не скаль зубы. Был выбор: взять эту работу или умереть. Да, многие боги предпочли смерть. Конечно, умереть так сразу не могли, все-таки боги, но их низвергли в демонов, чертей, бесов... Сила за ними еще какая-то осталась, но ее уже объявили нечистой. Нечистой силой, а то и просто нечистью. Ну, как и мы когда-то, когда свергали культ Даны, как всегда делается, когда новые боги низвергают старых. Да, я взял эту работу. Но я и был наемником! Чего ты хочешь? Я даже колесницу свою не сменил!.. Стаи ангелов разлетаются, как вспугнутые воробьи, когда я проношусь по небу, сотрясая его грохотом. Когда я мечу громы и молнии, мир все так же сотрясается от ужаса, а мой хохот слышен всюду на земле!
— Но это уже христианство, — сказал Олег печально.
Перун отмахнулся:
— А что христианство? Все то же! Только идолов не из дерева режут, а рисуют на досках. Да в жертву несут не ленточки на дерево, а деньги бросают в копилки, ладан жгут, свечи палят... Чем свеча дороже, чем жертва богаче.
Томасу показалось, что отшельник чересчур уж напирает на Илью-пророка, а тот вроде бы даже оправдывается, и поспешил придти ему на помощь:
— Но бог-то один?
Перун засмеялся:
— Ну да! Ты не видел икон? Стало еще больше. Одному то подай, другому — то... Сам Верховный непонятно чем и занимается... ну, как наш Род, что только сидел на дереве да дремал. Только нашего можно было хоть издали увидеть, а этого никто и никогда... Изображать тоже нельзя, он без образа... Без образный! Миром, как и встарь, правят боги дела. Велес, ныне святой Власий, пасет и оберегает скот, Ярило, он же Юрило, Юрий, Георгий — все так же на коне, рубит и живет яро, бдит и защищает... Говорят, намедни опять дракона заколол. Я смотрел: мелкий такой, худой, вроде большой ящерицы. Больной, видать. Или отощал с голодухи. Я и то бы такого подкормил, а потом шугнул от двора, чтобы кур не крал.
Томас смотрел на грозного святого, раскрыв рот. Олег перехватил изумленный взгляд рыцаря:
— Его твой пращур Англ знавал как Тора... или Доннара, уже не помню. Добрейшей души был человек, мухи не обидел! Но людей резал десятками. Все этому вот в жертву. Это не дохлые свечи и не ладан, который теперь воскуряют в виде жертвы! Вишь, глаза засверкали? Вспомнил вкус свежей кровушки. Да и не до мух тогда было...
Илья-пророк не оглядывался, держал вожжи крепко, но Томасу почудилось, что пророк в самом деле облизнулся. Томас передернулся:
— Да чтоб святое дело Христа приняло на службу гнусного язычника? Да еще бога, ныне сиречь демона?
— Не кипятись. — сказал Олег хладнокровно. — Что толку с пусть честного, но никчемного? Таких пруд пруди, любое дело завалят. Побеждают те, кто умеет переманить лучших. А он, похоже, сумел...
Илья-пророк буркнул, не поворачивая головы:
— Это еще как сказать...
— А что?
— От чего любая крепость гибнет?
Олег пожал плечами, Томас робко предположил:
— От предательства?
Илья-пророк покосился на него недобрым глазом, острым и тяжелым:
— А ты не так уж глуп... Рыцарь, говоришь? Ах да, королем назвали... Любое предательство начинается со сладких слов, лживого языка. У нового бога кто, как ты думаешь, первый?
Олег снова смолчал, а Томас, осмелев чуть, предположил:
— Ты, наверное?
Илья-пророк хохотнул:
— Если бы! Но я чужак, он больше своим доверяет. Первым стал Николай, прозванный... как ты думаешь... как?
— Святой, — предположил Томас. — Праведный, Чистейший, Непорочный...
Перун рыкнул с гневным отвращением:
— Угодник! Николай Угодник.
Томас брезгливо передернулся. Угодничество отвратительно всегда, а угодничество перед богом — втройне.
— И Господь его терпит?
— Терпит, — сказал Перун ядовито. — Этот лакей потому и пролез в первые, что умеет лизнуть где надо. А народ-то каков! Уже поговаривают я сам слышал! — что когда бог умрет, то именно этот лакей займет его место... Совсем гордость потеряли... или уже истребили, если подлейшее угодничество стало добродетелью!
Томас пробормотал смущенно:
— Говорят же: нужны не праведники, нужны угодники. Но я надеюсь, что святая церковь найдет в себе силы побороть скверну.
Кони неслись как звери, снежно-белые гривы трепало встречным ветром. Колесницу несло ровно, без рывков, только совсем редко потряхивало на невидимых ямах.
Голубое небо медленно темнело, стало синим, потом добавился странный лиловый цвет, словно перед грозой. Томас с изумлением и страхом увидел,
как робко блеснула слабая звездочка. Но потом разгорелась ярче, а вслед высыпали еще и еще, в то время как небо темнело все больше, стало зловеще фиолетовым.
За спиной зашипело, а когда Томас быстро обернулся, слева от колесницы быстро удалялся вниз огненный шар. Глаза сморгнули, ослепленные блеском, за это время шар уменьшился до крохотной точки и пропал.
Калика пожал плечами на вопросительный взгляд Томаса, что взбесило, почему-то отшельнику кажется, что такие звезды в родной Британии сыпятся с неба как майские жуки в теплый июньский вечер: хоть не садись с кружкой эля в саду — нападает с добрую дюжину, а по голове и ушам настучат как градины...
Илья перехватил взгляд рыцаря, бросил густым могучим голосом:
— Это что... Бывало, сыплются как горох из порванного мешка! Целыми роями... Светло становится как днем, когда со всех сторон...
— А... не попадают? — спросил Томас осторожно.
Илья кивнул на борт. В зияющей дыре с опаленными краями злобно свистел ветер.
— Вчера... Было две, но одну плотник успел заделать. Да и то, как не заделать, дыра — конь пролезет...
Томас опустил взгляд под ноги, мороз проник в сердце. Из-под коврика, на котором стоит, белеют новенькие дубовые планки, только что оструганные!
Глава 2
Среди блистающих грозно облаков высились исполинские массивные ворота из толстых дубовых досок. Створки в медных лапах, с широким козырьком, чтобы укрыться от дождя. Рядом с воротами высокая калитка, всадник проедет, не склонив головы. Высокий забор из заостренных бревен, не перемахнуть лихому человеку.
По мере того как колесница приближалась, быстро сбрасывая скорость, Томас рассмотрел сквозь дырочку в борту, что к калитке тянется нескончаемая вереница сгорбленных людей, большей частью в лохмотьях, прокаженных, нищих, уродливых, юродивых, бесноватых, а редкие монахи выглядели среди них как вороны среди голубиных стай.
