Юрий Никитин - Откровение
— Детство, — пробурчал Олег. — Всяк любит в нем побывать, но, хочешь не хочешь, надо вылезать из-под теплого одеяла.
В его голосе проступила прежняя суровая твердость. Томас вспомнил:
— А что он тебе дал?
Олег медленно разжал кулак. На Томаса из раскрытой ладони взглянул знакомый зверек из турьего рога. Цепочка была чиста от крови, только сам оберег слегка обгорел по краю.
— И что же? — не понял Томас. — Ух ты, эту же языческую штучку ты обронил у Сатаны!.. Ничего не понимаю. Выходит, Господь все же может распоряжаться у Дьявола, как наш прелат в монастырских подвалах? Почему ж не изничтожит?
Олег покачал головой:
— Потому что не может.
Томас покосился на Яру, перед ней дураком выглядеть не хотелось, буркнул раздраженно:
— Почему?
— Не только ангелы — его мысли, — ответил Олег тихо. — Он и Сатана — один человек. Или один бог, если тебе так удобнее.
Томас отшатнулся.
— Да как ты...
— Томас, — сказал Олег с горечью, — Сатана был сильнейшим из его ангелов, так? Выходит, не все мысли у Бога и тогда были правильные, чистые.
— Сэр калика!
— Он не может уничтожить в себе темные страсти, ибо это убить половину себя... если только половину! Но он загнал свое темное вглубь, знаешь в какую глубь, и вот уже... сколько веков!.. насаждает чистое и светлое, борясь с самим собой, побеждая в себе зверя, преодолевая свою похоть, сластолюбие... все то, что знаем как семь смертных грехов и множество мелких, гадких, но приятных.
— Олег!
— Потому Пречистая может опускаться в ад, ибо мать пойдет к ребенку куда угодно... даже босая и с ранеными ногами... может уговорить о милости — даже закоренелый преступник не откажет матери!.. Томас, многие нелепости, которых ты даже не заметил, стали понятнее.
Встречный ветер трепал конские гривы. Колесница проламывалась через плотный воздух, уже можно было различить далеко под колесами горы, синие вены рек, зеленые луга, которые быстро превращаются в леса из крохотных деревьев. Яра, ничего не поняв из сложной речи волхва, прижалась к Томасу.
— Выходит, — сказал Томас сожалеюще, — зря расшибали лбы, добывая золотую ветвь... и что там еще? Если отныне закрыты как ад, так и рай... Впрочем, подаришь кому-нибудь, ты такой.
Олег вздохнул глубоко, внезапно засмеялся вольно и счастливо. Лицо
помолодело, он снова был настолько полон сил, будто тысячи лет не растрачивал, а копил:
— Некому! Гульча осталась на земле... ну, чуть глубже, Зарница в небесах, сестры Зорьки в сумерках... Жаринка в рассвете... никаких тебе баб! А я снова в пещеру. Теперь эта чертова Великая Истина не ускользнет...
Он хищно сжал пальцы, и Томас поверил, что на этот раз в самом деле не ускользнет. Яра вскрикнула. Наперерез неслась падающая звезда. За ней ширился серебристый хвост, шипел сгораемый воздух. Яра снова вскрикнула, ибо звезда внезапно пошла в их сторону.
Томас успел бросить ладонь на рукоять меча. Уже не звезда, а сверкающий шар завис над колесницей, звучно лопнул. Почти касаясь спины Ильи-пророка, возникла стройная молодая женщина невиданной и дикой красоты. Крупные насмешливые глаза быстро оглядели замерших людей. В ее черных как ночь волосах, что волнами падали на спину, блистали звезды. Илья держал вожжи, не оборачивался, а женщина, улыбаясь Олегу, промурлыкала сильным красивым голосом, от которого сердце Томаса подпрыгнуло до небес, а затем ухнуло в бездонную пропасть:
— Наконец-то герой, о котором наслышана... Могуч, суров, даже статен, как сам Сатана! Только эту волчью шкуру сбросим, что за любовь к старине? Да и волосы подрежем... чуть-чуть. Зарос, одичал без женской заботы... Здравствуй, Олег.
— И тебе того же, — ответил Олег польщено и в то же время
настороженно. — Ты кто?
Женщина расхохоталась:
— Только Вещий мог спросить такое! Меня узнают за сотни верст и люди, и звери. Я Лилит, Олег. Но для тебя — лада, милая, лапушка... и все, что хочешь.
