Юрий Никитин - Откровение
Олег молчал, явно растерян, Томас спросил быстро:
— Откуда знала? Кто-то сказал?
Гульча сделала отметаюший жест:
— Успокойся, засады или предательства нет. Просто я знаю этого человека. Он должен пойти, сделать, выйти невредимым, а потом пройти здесь... Разве я ошиблась?
Томас пробормотал:
— В целом, верно... только насчет невредимости...
Гульча всмотрелась в избитое лицо калики, голос ее дрогнул от жалости:
— Бедный... Но представляю, в каком виде ты оставил Сатану! Ведь ты у него побывал, верно?.. Олег, мы коротали здесь время, рассказывая кто и как освободился. Так что я уже знаю твой маршрут. Заодно обменялись рассказами о тебе, кто что слышал... Конечно, я не всему верю, но кое-что узнала новое... Такое, что никогда бы о тебе не подумала!
От входа качнулась в их сторону исполинская фигура. Двухголовый зверь в три гигантских шага преодолел половину расстояния до замерших в страхе людей. Томас вытащил меч, но Олег ухватил за плечо:
— Куда?.. Это же твой брат!
— К-кто?
— Молочный брат по матери. Это один из старших деток Ангрбоды. Надеюсь, те ему уже сказали, а то и объяснить не успеем...
На плече гиганта лежала дубина из ствола дерева, выдранного с корнем. Был он вширь, как в высоту, а между глаз можно было положить стрелу степняка. Обе головы люто смотрели на людей, а когда распахнул пасти, вместе с рыком вырвались грохочушие слова:
— Ага... удалось. Вижу. Что ж, моя мать простых людей не рожает и молоком не кормит!
Олег сказал осторожно:
— Привет, Припол.
— Р-р-рад... Вы... с победой. Увести одного-двух... понятно. Но... толпу? Толпу еще никто не уводил.
Томас подумал, что кто-то да сделает это первым, но перехватил брошенный Олегом взгляд на Гульчу, заколебался:
— Но сколько их можно так терзать? Вот этого, думаю, жгли на костре уже лет сто. А то и двести.
Гигант посмотрел, вскинул очи горе, пошевелил губами, подвигал складками на лбу, изрек:
— Семь тысяч лет с хвостиком.
Томас вскрикнул:
— Но за что так сурово?
— Сурово? Но ведь есть преступления, на которые не распространяется срок давности, верно?
Томас развел руками:
— Сколько угодно. А что натворил?
— Прошел мимо и не поклонился столбу с изображением священного знака Рипса. Оправдывался, что была ночь, гроза, молол всякую чушь, выгораживал шкуру.
Олег вслушался в далекий грохот, прервал:
— Вылезли из котлов, уже хорошо. Сумеют выбраться — хорошо, не сумеют... тоже лучше, чем в геенне. Друзья, схоронитесь снова в щелях, а мы уведем погоню. Гульча, ты же умная женщина...
Она кивнула, голос был холодноват:
— Это значит, что я должна вести себя как последняя дура. Вместо того, чтобы пойти с вами, я должна позаботиться об этих людях...
— Ты все понимаешь! — вскричал Олег с облегчением.
Он отступил, больно толкнул Томаса. Над вершинами гор вспыхнуло багровое зарево. Устрашенный Томас различил целое полчище огненных драконов, на спинах виднелись крохотные фигурки демонов. Олег выругался, бросился к неприметной щели. Томас сунул меч в ножны и, прежде чем кинуться за каликой, успел увидеть, как люди подобно вспугнутым тараканам разбежались по щелям, а двухголовый гигант, боясь быть застигнутым не на месте, в три молниеносных прыжка вернулся на свой пост.
Щель в камне вела вверх так круто, что Томас вскоре сбился с дыхания, но радостное возбуждение придавало силы. Он карабкался как ящерица, руки сами находили выступы, а хватался едва ли не зубами:
— Послушать бы... что порассказывали о тебе...
— Враки, — отозвалось сверху.
— Но все-таки... — бросил Томас мстительно, — дыма без огня...
Олег долго карабкался молча, потом Томас услышал его глуховатый голос:
— Ты же видишь, как слухи рождаются! Они уже сейчас рассказывают друг другу, что видели как мы отважно дрались с Сатаной... Найдутся те, кто видел Сатану избитого, а потом отыщутся и такие, кто видел, как мы избивали ногами, а князь ада катался по полу, плакал и просил пощады...
Томас не ответил, начал беречь дыхание, подъем уже давался трудно, но на языке вертелось спросить еще и о Гульче, нарочито ли оставил, можно бы и с собой взять, но калика как чуял, сказал громче:
— Словом, наврут, как крестоносцы о своих походах!
И Томас сразу забыл про Гульчу, про оставленных перед порогом спасенных людей, полез быстрее, чтобы нагнать и высказать язычнику все, что думает о дикарях, смеющих рассуждать о высших ценностях, которым служат рыцари Креста.
Знакомый запах становился все мощнее. Пот заливал глаза, Томас хрипел и захлебывался потоками горько-соленой воды, не до запахов, наконец под руками опоры не оказалось, и он вывалился в обширную блистающую оранжевым огнем пещеру. Там стоял треск, блестел пол, но его почти не видно из-за быстрых, как молнии, черных тел. Муравьи, огромные, как молосские доги, молниеносно набрасывались на желтое, вгрызались, от скрежета Томаса перекашивало, он хватался за уши, а муравей, выломав оранжевую глыбу, со всех ног несся по наклонному ходу верх, исчезал в темноте.
От черных тел все меркло, панцири терлись и сталкивались с такой силой, что лопнул бы и рыцарский доспех, но муравьи самозабвенно бросались на золотую жилу, выгрызали крупные слитки, тут же без передышки мчались обратно.
— Развивается семья, — сказал Олег с облегчением. — Я боялся, что вымрет такая красота.
Томас прохрипел, еще не в состоянии остановить ходящую ходуном грудь:
— А почему золото? Что в нем понимают?
— Мягкий металл, — объяснил Олег. — Грызть легче. Им места нужны для личинок, понимаешь?
Он махнул рукой, рыцарь сам личинка, приблизился к одному из муравьев, потолковал на языке жестов, тот нетерпеливо отмахивался, но калика был настойчив, и муравей не мог отказать голодному собрату: выдавил из зоба каплю желтого меда, размером с крупную дыню. Олег подхватил в обе ладони, капля начала протекать сквозь растопыренные пальцы. Томас спохватился и тоже подставил руки. Напились, сразу ощутив прилив сил, а потом Олег перехватил еще муравья, вытребовал едко пахнущую каплю из брюшка. Томас первым торопливо размазал по доспехам, смочил шлем и даже подошвы ног.
— Понятно, не тронут, — сказал Томас, — раз уж пахнем по-ихнему... но как выберемся?
— Ножками, ножками, — предложил калика, — не желаешь?
— Почему? — ответил Томас с надменностью. — Я не страшусь себя утрудить! Ибо только тот будет достойным королем, кто сам знает нужды простолюдинов.
Он гордо шагнул в муравьиный поток. Его толкали и пихали, но он держался без страха. Когда уже взобрался на высоту человеческого роста, голос калики остановил:
