Истина лисицы - Юлия Июльская
– О чём вы говорите? – спросил Хотэку.
Норико тем временем заметила, как что-то блеснуло у его уха. Всего на мгновение, но… Этот запах, точно! В прошлый раз она даже не обратила на него внимания, но этот же запах – почти неуловимый – был там, где остались гэта Киоко, там, откуда она бесследно исчезла.
С этим осознанием пришло ещё одно: старик, стоявший теперь возле неё, совсем не пах. Но так не бывает. От людей должно пахнуть. Всегда. Даже от трижды вымытых людей, а тем более – от таких оборванцев.
Норико зарычала и попятилась. Её спина изогнулась, хвост распушился, но она пока не рисковала выдавать себя. Может, она в чём-то ошиблась, может, всему этому есть объяснение…
– Какая дикая у вас кошка. – Старик послушно отошёл и даже поднял руки, но Норико это не успокоило.
– Норико, ты чего? – шепнул Хотэку. Ему она, к сожалению, ответить не могла, поэтому продолжила следить за стариком. Почему он не пахнет, как другие люди? И что случилось с Иоши?
«Иоши?» – она попыталась ещё раз пролезть в его мысли, но тщетно. Ничего. Кажется, он без сознания. И всё же боль его тела была ощутима. Это не было раной, что-то совсем другое, незнакомое ей…
Старик достал из рукава кусок мяса с душком и вытянул перед собой.
– Гляди, может, это тебе понравится?
Очень любопытно, откуда в рукаве у того, кто не ел шесть дней, угощение для кошки. Ещё любопытнее, как много людей здесь таскает с собой мясо, если в Шинджу животных для еды не убивают – это она усвоила в первый же день пребывания во дворце, когда маленькая Киоко попыталась накормить её бобовой пастой и мисо-супом.
Эти мысли пронеслись за мгновение. То же, в которое Хотэку рванул вперёд, а в его руке сверкнуло лезвие. Он и сам всё понял, потому сейчас стоял вплотную к старику и прижимал кинжал к его горлу. Норико невольно восхитилась: когда Хотэку видел перед собой врага – всё его тело менялось, подбиралось, а движения становились резкими, при этом сохраняя изящество. А какой взгляд! Спокойный, ледяной. Его чёрные глаза пытливо изучили старика.
– Кто ты и что ты сделал с нашим друг… кх… – И Хотэку завалился набок.
Норико не успела понять, что произошло, но она слишком часто в своей жизни попадала в ситуации, где на её жизнь покушались, потому твёрдо знала: сначала бей, потом разбирайся. Уже привычно она сменила свою ки, невольно отметив, что всё-таки не зря с голода убила ту ядовитую желтоголовую змею, которая пряталась в песках. На какие безрассудства не пойдёшь, когда есть нечего, а твои люди таскают с собой только сою…
Повинуясь природе, она качнула несколько раз головой, а затем нанесла удар. Второй. Третий. Чувствуя, как бока пронзает острая боль, она обернулась и встретила вторую фигуру – в совершенно обычной одежде, но тоже абсолютно без запаха. Да что это за люди такие…
Голова снова качнулась в сторону, рывок – и зубы впились в лодыжку того, кто её ранил. Он зашипел от боли и обрушил что-то ей на голову. Что ж, если они умрут, как минимум двоих она утащит за собой. Этот яд был смертелен. Несколько часов – и укушенные пройдут по Ёмоцухира в сторону страны мёртвых.
Она улыбнулась этой мысли, и мир поглотила тьма.
Норико никогда не видела снов – бакэнэко живут меж двумя мирами, и третий им ни к чему. Она видела путь, изученный десятилетиями скитаний. Она видела прошлое: своё и тех, чьи ки забрала. В беспамятстве она просто ложилась у дороги, ведущей к скрытой от жизни стране Ёми, у которой хотя и было своё местоположение – гораздо западнее лисьего леса Шику, – но всё же не было иного входа, кроме пути через Ёмоцухира, и следила за теми, кто только что распрощался с жизнью.
Она знала, что ещё жива – все её ки были при ней, она могла бы надеть любую из них. Но сама Норико, её суть, её ками и её начало были изранены, ослаблены и находились на пограничье. Здесь, в Ёмоцухира, ей сейчас самое место. Может, позже она найдёт в себе силы, чтобы оправиться и вернуться. Но позже, не сейчас.
⁂
Киоко становилось скучно. Её напоили, накормили и оставили с Чо, которая все стражи, что они уже успели провести вместе, просто сидела и угрюмо смотрела на неё. Она успела вспомнить несколько легенд, особенно известных произведений, которые читала на уроках Акихиро-сэнсэя, вспомнить самого учителя, помедитировать, хотя последнее вызвало беспокойство Чо, и та рявкнула, велев прекратить, что бы Киоко ни делала.
Оставалось только сидеть и тревожиться об остальных. И ещё о своих конечностях, которые развязали ненадолго, давая ей размяться и поесть, а затем снова связали, ещё и затянув потуже.
– Зачем вы решили нас похитить? – Киоко знала ответ на этот вопрос, но тишина и безделье были настолько невыносимы, что разговор с куноичи показался куда лучшим вариантом.
– Деньги, – коротко бросила Чо.
– И стоят эти деньги чужих жизней?
– По-моему, вы, Киоко-хэика, ещё живы, – она произносила это с издёвкой, будто насмехаясь над титулом Киоко. Это было ей непонятно; раньше она встречала лишь почтение – если не к себе лично, то, во всяком случае, к своему роду.
– Что будет с моими друзьями?
– Вашими подданными, которые сбежали вместе с вами? Вы правда думаете, что они вам друзья?
– А вы полагаете, что у меня не может быть друзей?
– При всём уважении, – в её голосе было что угодно, кроме уважения, – я не верю в дружбу богатых и угнетённых. Ребёнок, поцелованный самим Ватацуми, вдруг подружился с ёкаем? У крылатого не оставалось выбора после нападения на сёгуна.
«Нападение на сёгуна». Ну конечно. Никто не знал истинную историю Хотэку, все верили в слухи о ёкае, пробравшемся во дворец под видом самурая, чтобы убить Мэзэхиро. За пределами дворца даже не говорили о том, что этот самурай годами учился у сёгуна и находился под его личным командованием. Мэзэхиро знал, какой полуправдой отравлять людей, чтобы посеять среди них ещё больше ненависти к другим.
Был ли смысл переубеждать? Киоко решила попытаться. Рано или поздно она вернётся, и ей придётся заново выстраивать этот разрушенный мир. Если она не сумеет открыть глаза даже одной девушке – как можно надеяться, что у неё получится сделать это с целой страной?
– Хотэку был предан Мэзэхиро-доно, – сказала она.
Чо лишь скептически усмехнулась:
– Предан, а как же. Поэтому напал на него.