Наталия Мазова - Исповедь травы

Странно – в этот раз замок пустынен. Все так же пляшут среди черных полированных стен разноцветные вспышки, но музыки нет, и ни души вокруг. Единственный звук, гулко разносящийся по мраморным коридорам – перестук подковок на моих каблуках. Никогда бы не подумала, что здесь бывает так… Впрочем, что я вообще знаю об этом месте, кроме того, что нет ничего опаснее, чем прийти сюда по доброй воле, возжелав запредельного и запретного?

Одиноко бреду коридором, который кажется мне смутно знакомым – ишь ты, уже и места узнавать стала… Он выводит меня все в тот же большой бальный зал с галереей поверху и поддерживающими ее массивными колоннами. Пляска света кончается на его пороге – зал озарен ровным льдисто-голубоватым сиянием, подобным свету зимней луны и вселяющим в мое сердце леденящий ужас. А там, у стены, где тогда был трон – только возвышение, ступени, покрытые черным ковром, и над ними мозаика во всю стену – пляшущий черный единорог на серебристом фоне.

«ИДИ ТУДА,» – проникает в мое сознание знакомый ласковый голос. Я вздрагиваю – и подчиняюсь. Альтернативы все равно нет, если он захочет меня найти, то с легкостью отыщет в любом закоулке своего заколдованного замка. Опускаюсь на ступени – оказывается, этот ковер сделан из меха лис, черно-серебристых, как звездная ночь. Бедные зверьки, сколько же вас пошло на это великолепие!

Я жду, но нет никого и ничего. Все тот же свет, все тот же страх…

«Кончай издеваться, Звездный!» – наконец бросаю я мысленный призыв. «Хочешь прийти ко мне, так иди! Я тебе не девочка восемнадцати лет, что ждет твоего прикосновения, как иссохшая земля дождя!»

С этими словами я зарываюсь лицом в лисий мех. Черт, опять слезы на глаза наворачиваются. В голос бы пореветь – кому-кому, а мне от этого обычно бывает легче, – но здесь для этого не лучшее место, и я только носом хлюпаю. Как все прозаично даже тут, в трепетном мире, не принадлежащем физплану, где, по идее, слезы, если уж текут, то серебряными жемчугами катятся из ничуть не покрасневших глаз…

Гибкая рука касается моих волос – я демонстративно вздрагиваю, не поворачивая головы. Нежно и спокойно он гладит меня по волосам, по плечам, по спине, утешая без слов. Я все так же холодно неподвижна – хочешь гладить, так гладь, нашел себе рыжую кошку… Но мало-помалу я сдаюсь – не умею я противиться его чарам, даже сейчас, после всего, не умею. Действительно, есть во мне что-то кошачье – при всей своей драной помоечной гордости и независимости всю жизнь буду тянуться к руке, которая гладит просто так, ни за что, мимоходом…

«Вот так, успокойся, моя Королева. Если ты боишься, что оттолкнула тогда меня своими словами – не бойся. Ты не способна обидеть меня, бесценная моя. Разве что огорчить…»

Его прикосновения все меньше похожи на утешение и все больше на откровенную чувственную ласку. Другая рука скользнула мне под плечи, и вот уже моя голова покоится у него на коленях, щеку мою ласкает прикосновение тончайшего бархата, и все меньше желания противиться…

– Так… Этого следовало ожидать! Ты опять за свое, Актер? Тебе не надоело?

Я вскидываюсь, как ужаленная. Этот звучащий надо мной немыслимо мелодичный голос… как вообще оказался ЗДЕСЬ тот, кому он принадлежит?

– А ему никогда не надоедает, – отзывается другой, тоже до боли знакомый, в котором серебряным бубенчиком позвенивает убийственная ирония. – У этого товарища вообще на редкость однообразные вкусы.

Перекатившись по лисьему ковру, я вскакиваю на ноги и поднимаю глаза к галерее, на которой стоят двое. Первый из них кажется зеркальным отражением Звездного: тоже темно-синяя, как ранняя ночь, одежда – но другого покроя, проще и удобнее; те же длинные серебристые волосы, но по-другому лежат; те же характерные Нездешние особенности черт лица – но прекрасные без подрисованной маски. Второй… я едва узнала его в коричневом берете на манер пятнадцатого века, но выбивающиеся из-под него золотистые пряди не спутать ни с чьими другими, да и тонкая полуулыбка – его, Магистра Ливарка…

– Слушай, Актер, я уже предупреждал тебя, что если ты опять попытаешься прикинуться мной, то будет очень больно и неприятно? – спокойно говорит Линтар, перекидывая ногу через край галереи. Интересно, это что, у всех основателей Ордена такая привычка – прыгать со второго этажа? Хотя нет – вон Ливарк двинулся в обход, к лестнице в зал…

Звездный не торопясь поднимается, отступает на шаг, словно для того, чтобы лучше разглядеть Линтара и Ливарка:

– Явились, значит… Двое на одного? Поздновато же вы озаботились ее нравственностью, должен сказать. Где вы были, родственнички, когда она вешалась на шею всем, кто позволял ей это? А теперь, когда она уже натоптала тропинку сюда, ко мне – спохватились?

– Тебя послушать, так преступник не тот, кто взламывает квартиру, а тот, кто не поставил стальную дверь! – усмехается Ливарк, быстро сбегая по лестнице и присоединяясь к Линтару, который давно уже стоит внизу, на мраморном полу. – Ты прекрасно знаешь, что Элендис уязвима с этой стороны, и ловко на этом играешь – и еще смеешь обвинять ее и нас?

– А кто сделал ее уязвимой, а, Ливарк Тах-Серраис? – ответно усмехается Звездный. – Когда ты охмурял ее матушку, ты, помнится, не стеснялся в средствах. Один «Снежный танец» чего стоил, а уж то, что ты после этого вытворял… Что, не подумал тогда, что у ребенка такие вещи в тонкой памяти отпечатываются? Сам заложил ей в сознание мину замедленного действия, а уж взорвать ее и без меня нашлись бы охотники.

Я замираю, как громом пораженная. Магистр Ливарк… и моя мать? Так, значит…

– Знаю, знаю, о чем ты сейчас думаешь, Эленд, – Звездный поворачивается ко мне. – Да, вот такой он, твой папенька. Потому ты и мечтала всю жизнь о том танце, что сама началась с такого же. Ловко он тогда это дело обставил – в лучшем моем стиле! А кое в чем даже превзошел…

– Это была плата за твою возможность появиться на свет и дожить до возраста инициации, – перебивает его Линтар. – Мы все тогда обговорили с твоим отцом, он прекрасно понимал, на что идет. И между прочим, после твоей матери у него очень долго не было ни одной женщины – он ее забыть не мог до самого твоего появления в Авиллоне.

Ливарк во время этого диалога стоит прямо и спокойно, вот только взгляд его плотно прикован к носкам моих сапожек…

– В общем, рано или поздно, но мы спохватились, Актер, – Линтар подходит к устланному ковром возвышению еще на несколько шагов. – Так что Элендис тебе придется оставить для твоей же пользы. Даже если ты действительно влюбился в нее, во что готов поверить Серраис, но лично я не верю ни секунды.

– Почему бы не спросить об этом у самой Элендис, Певец? – с издевкой произносит Звездный. – Она свободная женщина и не нуждается в отцовском присмотре.