Сергей РАТКЕВИЧ - Девять унций смерти

Шарц довольно кивнул своим мыслям и аккуратно поставил на пол тяжелый дубовый табурет. Пришлось, конечно, пробежаться по городу и кой-какой инструмент прикупить, зато все повреждения, нанесенные вонзившейся в табурет арбалетной стрелой, устранены полностью. Ни следа не осталось. Шарц даже подумывал, не выправить ли изначально присущую табурету кривобокость, но после раздумал, порешив не менять его уникальные природные свойства.

«Все ж таки какие бы мы, гномы, ни были мастера, у людей нам еще учиться и учиться, — размышлял он. — Ведь ни одному гному в голову бы не пришло сделать такой табурет. Даже не каждый человек способен до такого додуматься!»

Шарц устроился в полюбившемся ему за эти несколько дней уютном кресле и задумчиво уставился на пустую поверхность дубового стола. Покосился на лежащий в углу разобранный арбалет. Обычное оружие стражника. Не слишком качественное, конечно, оружие, но ведь стражникам не в тайных схватках секретных агентов участвовать, а расходившихся подвыпивших гуляк разгонять. Арбалет и короткий меч скорей для солидности. Обычное оружие стражника — увесистая дубинка, а то и просто увесистый кулак. Как правило, и того много — здешние горожане люди мирные.

Шарц достал сумку с лекарскими принадлежностями и принялся приводить в порядок свои инструменты. Хорошее занятие. Нервы успокаивает, думается под него хорошо, опять же — дело нужное. Можно сказать, наиважнейшее для лекаря дело — свои инструменты в порядке содержать.

Взять, к примеру, скальпель… это люди говорят: «наточено до блеска!» Говорят-говорят, а потом идут и покупают гномский, потому что своим, до блеска наточенным, только перья чинить, да и то неудобно. Ножом сподручнее. Гномские скальпели не блестят. Не блестят — потому что и в самом деле острые. Чем шире режущая кромка, тем больше она отражает свет, а значит, блестит, «зеркалит», чем уже, острее, тем меньше у нее возможности что-то отражать, а значит, и блеска не будет. Это человечьи лезвия проверяют на остроту, сбривая волосы на руке. Гномским достаточно прикоснуться… ну, а потом кровь останавливать.

К слову сказать, не каждый лекарь и вообще гномским скальпелем орудовать возьмется. Тому, кто всю жизнь человечьими оперировал, лучше даже и не пробовать. В последнее время молодые гномы изобрели для таких вот несчастных особый вид скальпеля. Сами гномы называют их «затупленными». Нужно сказать, что при всей их затупленности все равно они лучше и острей человеческих. Впрочем, справедливости ради следует отметить: тот лекарь из людей, кто сразу начинал учиться оперировать хорошим гномским скальпелем, никаких проблем не испытывает.

Шарц полюбовался на приведенные в порядок скальпели, аккуратно уложил их на свои места и взялся за иглы. Нет, если в чем гномы и превосходят людей, то в аккуратности, тщательности и методичности. А некоторые говорят — в занудстве. Что ж, может, оно и так, вот только гномам нравится быть занудами.

«Занудство — наше основное ремесло», — говорят гномы, недавно избравшие лорда-канцлера «почетным гномом». В отличие от Джориана Фицджеральда Безумного Книжника сэру Роберту не удалось сбежать по крышам. Шарц страшно жалел, что ему не довелось поучаствовать в этом издевательстве, то есть, простите, торжественной церемонии.

Приведенные в порядок иглы отправились на место. Настал черед зажимов.

«Бежать надо!» — в который раз бурчал лазутчик, нервно топтавшийся рядом.

«Бежать? Обычно ты командуешь: „Уходим!“ Откуда вдруг такая спешка?» — поинтересовался шут.

«Уходить два часа назад нужно было, — ответил лазутчик. — А теперь — бежать, да как следует! И хорошо еще, если просто бежать, а не прорываться с боем!»

«Ну так ведь прорвемся же!» — воскликнул шут.

«Прорвемся, если коротышка своими игрушками когда-нибудь налюбуется!» — буркнул лазутчик.

«Должен же я привести инструменты в порядок! — возмутился лекарь. — Вдруг кому помощь понадобится?»

«Помощь понадобится нам, если мы не уберемся отсюда!» — посулил лазутчик.

«Еще полчаса!» — решительно отрезал лекарь.

Шарц с грустью посмотрел на дубовый стол. Работать за ним было так удобно. А уж кресло-то! Почти как дома…

А вот о доме думать не стоило. Нельзя сейчас о доме думать. Очень уж туда хочется. Но нельзя. Нельзя, и всё тут. Не хватало еще всех этих мерзавцев на загривке притащить.

Шарц застегнул медицинскую сумку и встал. Пора.

Шарц чертыхнулся и с размаху нырнул в холодную жидкую грязь. Веселая студенческая песня проплыла мимо.

— А нам знаешь, сколько задали… — донеслось до Шарца.

— Догадываюсь! Говорят, профессор Фраже — просто зверь!

— Зверь! Скажешь тоже! Зверей он глотает, не просыпаясь, вместо завтрака!

— А ты не щипайся! — услышал Шарц чуть погодя. Прозвучало это так, что вполне было ясно, девушка целиком и полностью одобряет поведение своего спутника, но надо же соблюдать ритуал!

— А ты задницей не крути! — последовал возмущенный ответ. Или восхищенный? Из лужи не разобрать, но похоже, парень еще не понял, что к чему, и ему совершенно не ясно, чем закончится сегодняшний вечер.

— Вот еще! Моя задница, что хочу, то и делаю! — Ничего, девушка ему быстро все объяснит.

Веселые молодые голоса, дружный топот ног. Стихло.

Шарц облегченно вздохнул. Спрятаться от охотящихся за ним лазутчиков — одно дело, а ты вот попробуй собственным стипендиатам и прочим знакомым профессорам и студентам на глаза не попасться.

Гуляют они, видите ли!

Это вместо того, чтоб старательно постигать науки и набираться знаний!

«Впрочем, должен признать, мы были не лучше, — подумав, был вынужден признать Шарц. — И если наука до сих пор не погибла, быть может, так и нужно? Если б еще не эта омерзительная, холодная, мокрая грязь, куда я угодил по их милости!»

Произнеся несколько слов, абсолютно неприличных для олбарийского лекаря, марлецийского доктора, сэра рыцаря, гросса и наставника, Шарц выбрался из лужи, которую успел возненавидеть. И тут же плюхнулся обратно.

— А теперь целуй меня! — решительно потребовал девичий голос. — И побыстрей! Мы и так от других отстали!

Дождавшись, пока отставшая парочка скроется с глаз, Шарц вновь выбрался из грязи. Неприличных слов у него уже не осталось.

Хорошо, что медицинская сумка рассчитана почти на все, в том числе и на падение в этакую грязь, хорошо, что книги упрятаны в кожаный футляр, а все остальное… все остальное нуждается в чистке, стирке и просушивании. В том числе и он сам. А еще он нуждается в бане. Горячей бане. Очень горячей. Но с этим придется потерпеть. Разве что он нарвется на рыскающих там и тут ледгундских и фаласских агентов. Тогда он и без бани отлично согреется. Может, стоит нарваться? А то ведь так и заболеть недолго. А болеть сейчас нельзя. Нельзя болеть.