Сергей РАТКЕВИЧ - Девять унций смерти

«Уж извини, окровавленных трупов в процессе не получается! — ядовито огрызнулся лекарь. — До сих пор понять не могу, почему так выходит?»

«Тоже мне — исследователь… Как я делю с тобой одну голову — ума не приложу!» — пробурчал лазутчик.

«Попробуй увидеть смешную сторону во всем этом, — посоветовал шут. — Тебе никогда не приходило в голову, что лаборатория — это смешно? Ну, представь себе, все эти дурацкие стекляшки… Одним словом, если воспринимать всю эту лабораторию как одну большую шутку…»

«Ничего себе — шутки! — возмущенно оборвал его лазутчик. — Коротышка, значит, будет в своих стекляшках ковыряться, а мы сидеть и ждать, пока нас убивать придут?»

«Какие еще шутки? Я абсолютно серьезен, — откликнулся лекарь. — Более того, сидеть и ждать тебе не придется. Без твоих навыков лабораторию мне нипочем не раздобыть, я, видишь ли, намерен сохранить все это дело в тайне, так что… сам понимаешь».

«Так бы сразу и сказал!» — с облегчением отозвался лазутчик.

«А я что сделал?» — откликнулся лекарь.

«А мог бы и сам догадаться, краса и гордость старой Петрии», — присовокупил шут.

«Значит, немного передохнуть — и за дело!» — скомандовал лекарь.

«Отлично! — выдохнул лазутчик. — У кого стекляшки тащить будем?»

«Купим!» — отрезал лекарь.

«В лавке? — огорченно переспросил лазутчик. — Ты же говорил, что…»

«У стеклодува закажем», — непререкаемым тоном ответил лекарь.

«У стеклодува… скучища…» — зевнул лазутчик.

«Этого никто не должен видеть! — повысил голос лекарь. — Никто! Ни одна душа живая!»

«Стеклодув тоже?» — хихикнул шут.

«Не валяй дурака! — огрызнулся лекарь. — Этого не должен видеть никто, кроме стеклодува и его помощников. Так тебя устроит?»

«Устроит-устроит!» — примирительно откликнулся шут.

«А! — вновь обрадовался лазутчик. — Так бы сразу и говорил».

«Вы такие суровые, что я просто сейчас заплачу, — проговорил шут. — А отдохнуть немного — можно? Ну совсем немного, а? Просто пройтись по городу? Ни от кого не спасаясь — пройтись?»

«В принципе, даже обязательно, — пробурчал лекарь. — Здоровье беречь нужно. Не время сейчас болеть».

Лучше бы он отложил эту прогулку! Но про такое никогда заранее не знаешь…

— Стоило выйти пройтись — и на тебе! — недовольно пробурчал Шарц. — В этой Марлеции шагу ни ступи — обязательно на шпиона наткнешься! Такое впечатление, что их здесь на грядках выращивают, вместе с морковкой. Что я — воздухом подышать не могу? Он, между прочим, для здоровья полезный!

— Я не прошу, чтоб ты отдал ее…

Опять фалассец. «Не просит он, видите ли!» Впрочем, теперь ему несомненно известно, кто такой Шарц. Так что и разговор выйдет совсем другой.

— Разумное решение, — усмехнулся Шарц. — Люди нашей профессии ни у кого ничего не просят. Они приходят и берут… если могут. Если мастерства хватает.

— Я не прошу, чтоб ты отдал ее, — повторил фалассец. — Мне будет достаточно увидеть, как она умирает.

«Умирает? Что он хочет этим сказать?»

— Я хочу увидеть, как эта книга умрет… — продолжал фалассец. — Сожги ее — и остаешься жив. Мы не убьем тебя, мы поможем тебе против остальных.

«Вот как! Не „будет уничтожена“, а именно „умрет“? Очень интересно!»

— Почему это я должен сжигать то, что мне подарили? — тихо спросил Шарц.

— Потому, что тебе подарили краденое, — ответил фалассец.

«Ах, вот оно в чем дело! Краденое, значит, мне подарили!»

— Обожаю краденое, — хищно ухмыльнулся петрийский лазутчик. — Есть какая-то неизъяснимая прелесть в том, чтобы похитить нож из руки убийцы, стащить удавку у душителя…

— Это не удавка и не нож! Это книга! — зарычал фаласский лазутчик.

— Некоторые книги пострашней, чем нож или удавка, — ответил Шарц.

— Ну так сожги ее! — гневно воскликнул фалассец.

— Что-то мне подсказывает, что она — не единственная, — зло ухмыльнулся Шарц. — Здесь-то я ее сожгу… но там-то она останется.

— Какое тебе дело до того, что происходит где-то там?

— Мне бы не было никакого дела до того, что происходит где-то там, если бы тебя не беспокоило то, что происходит где-то здесь! — ответил Шарц.

— А почему ты решил, что меня это беспокоит? — возмутился фалассетг. — Да плевать я хотел на вас, грязные северные варвары!

— Раз вам до такой степени не хочется, чтоб эти знания стали доступны людям отсюда, значит, вы сами собираетесь их здесь применять, — заметил Шарц. — Именно здесь. Хотя… какая разница где? Убийство остается убийством, где бы оно ни случилось, а отравление — одна из худших его разновидностей. Подлая, мерзкая, трусливая…

— Какое тебе дело до людей? Ты же… ты гном! — словно обвинение, выплюнул фалассец.

— Быть может, я еще больше человек… именно оттого, что гном, — ответил Шарц. — А как лекаря, меня не может не беспокоить содержание этой книги. И я со страхом жду того дня, когда какие-нибудь сволочи начнут применять заключенные в ней знания, а мне и моим коллегам будет нечего этому противопоставить!

— Это — наша книга, — настаивал фалассец. — Она принадлежит Безымянному Храму. Мы пришли за ней. Она должна вернуться… или умереть.

«Вот как, значит! Не просто лазутчики на службе у одного из южных государей, а храмовая стража, да еще и печально знаменитый Безымянный Храм! Так вот чем занимаются просветленные монахи вместо поста и молитвы своим безымянным Богам!»

— Эти знания… не придут сюда, не будут использованы… здесь, — сказал наконец фалассец.

— Я должен верить тебе на слово? — будто хорошей шутке, обрадовался Шарц.

— Я поклянусь непроизносимыми именами своих Богов, — пообещал фалассец.

— Значит, я твоим Богам должен буду поверить на слово? — спросил Шарц.

— Боги не лгут, — сообщил фаласский лазутчик.

— Возможно, — ласково улыбнулся Шарц. — А вот о людях я этого не сказал бы… и вряд ли твои Боги придут сюда, чтоб засвидетельствовать твою правоту. Может объяснишь, почему столько шума, если вы все равно не собираетесь охотиться на этой территории?

— Это наше дело, зачем тебе знать лишнее? — откликнулся фалассец. — Знание, заключенное в этой книге, принадлежит нам, оно было у нас украдено и должно возвратиться. Само существование этой книги где-то помимо нашего Храма — грех, оскорбляющий Богов.

— Плохо ты врешь, — сказал Шарц. — Некрасиво, нескладно и без особого вдохновения.

— Клянусь непроизносимыми именами Бесконечных Богов… — начал лазутчик.

— Что все, сказанное мной, — ложь от начала и до конца, — закончил за него Шарц.

— Да как ты смеешь? — потрясение выдохнул фалассец, которого мерзкий коротышка прервал посреди клятвы, да еще и таким образом.