Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

Среди ночи космолёт снялся с места стоянки. Люба за пульт управления — что происходит? Я спросонья:

— Что там, милая?

— Мы на орбите. Аварийный взлёт.

Утром стала ясна его причина. Наша прежняя стоянка была завалена обломками гранитных колон.

— Боже святы! — Люба присвистнула от удивления. — Это какую ж надо силу иметь?

— Это какую надо ярость являть.

— Нервный кадр, — согласилась жена.

На месте вырванных "с корнями" колон обнажилась гранитная плита искусственного происхождения, которая сразу заинтересовала нас.

— Вход в убежище?

— Очень может быть. Но как её поднять?

Остаток дня Люба просидела за компьютером, общаясь с Землёй. На ночь поднялись за пределы атмосферы — от греха. И вот настал новый день — день Великого наступления на марсианские стихии. Впрочем, загнул. Никто ни на кого не нападал. Волею людей Земли, под Любиным руководством в атмосфере Марса был создан искусственный торнадо. Его задача — очистить обнажившуюся на месте древнего капища гранитную плиту от песка, щебня, обломков.

— Поучим Ипполита земным манерам? — сверкнула Люба белозубой улыбкой.

Вот он явился — тонкий, гибкий, подвижный. Легко перемахнул через канал в гранитных берегах, закружился на капище, набирая силу. Под его напором в воздух взвились тысячи тонн песка и щебня, колоны и их обломки. Всё это кружилось и вертелось в гигантской, до самых небес, воронке. Вот она качнулась, двинулась в сторону. Ослабла и осыпалась курганом. Пыль осела, и гранитная плита, отполированная до зеркального блеска, обнажилась во всю величину. Лежала под углом к горизонтальной поверхности, напоминая крышку тоннеля.

Мы наблюдали за всем происходящим на экране монитора.

— Наш черёд, — Люба усадила флаер на плиту.

После несложных манипуляций они составили одно целое, и антигравитационное поле, включённое на летательном аппарате, сделало многомноготонную плиту легче пушинки.

— Ну, с Богом!

Флаер с плитой поднялся вертикально, а опустился в стороне. На освобождённом месте зиял провал. Мы покинули "тарелку" и подлетели к его краю.

— Гладышев, это вход в иной мир?

Вход в иной мир ступеней не имел, но горизонтальная поверхность с небольшим уклоном тоннеля вполне проходима. Вертикальные стены без опасных трещин, и потолок безупречен. Чувствовалось — строили на века.

— А получилось на тысячелетия, — это Билли влез.

Как же, будет он молчать в такие минуты!

— Откуда знаешь?

— По радиоактивному фону.

— Мы идём? — Люба волновалась у края неведомого.

— Конечно, милая.

— Но там темно.

Поднял над головою руку:

— Билли, свет!

Оптимизатор прогнал темноту вглубь тоннеля.

— Как это?

— Билли.

Засветился Любин браслет.

— Ой! Он сам что ли?

— Пошли.

Мы полетели. Легко скользили в воздухе, насыщенном углекислым газом, углубляясь в тоннель. Строители не заморачивали себя лабиринтами проходов — прямой, как каналы на поверхности, плавно понижающийся путь в преисподнюю. Перегородили его металлические — возможно, чугунные — ворота. На функциональную принадлежность преграды намекали две створки во всю площадь прохода. А материал…. Кольцо висело, массивное, как на воротах древних крепостей. Люба стукнула им в створ, и металлический гул раскатился под сводом тоннеля. Никто не спешил открывать. Попробовал повернуть — створы распахнулись.

Тоннель сузился, начался лабиринт с настолько низким потолком, что приходилось передвигаться, опасаясь за голову.

— А хозяева-то — коротышки.

Лабиринт — это подземный город с улочками, проулочками, тупичками и — дверями, дверями, дверями. Входы в дома? Лаборатории? Складские помещения? Толкнулись в одну — анфилада помещений с барельефами на стенах, статуэтками в нишах.

Может быть, у марсиан было больше пальцев на ногах и меньше на руках, но в том, что они на первых ходили, а вторыми работали сомнений не осталось. И лица у них человеческие.

Привет, братья по разуму! Никто не ответил. Некому было отвечать. Город мёртв.

— Знаешь, чего не хватает к этой мизансцене? Минорной мелодии.

Люба поморщилась — нашёл время и место! Я к виртуальному всезнайке:

— Почему нет останков — может, люди эвакуировались?

— Что ты хочешь? — Билли. — За тьму веков всё органическое превратилось в пыль.

— С кем сражаются торнадо?

— Всё ты выдумал, Создатель. Солнце светит — бури рождаются, остальное — сказки.

Одно из помещений просто напичкано незнакомой аппаратурой. Какой — ещё предстоит выяснить.

— Билли, ты можешь понять назначение этих чёрных ящиков с кнопочками и экранами?

— Надо разбираться. Вот так, глядя вашими глазами — могу только предположить.

— И…?

— Всё, что угодно — ну, скажем, мониторы наружного наблюдения.

Люба подсказала:

— Это бункер. Я бывала в подобных.

— Жуткое было время. На Марс могла стать похожей наша Земля, поссорься вы с дядюшкой Сэмом.

— Бог миловал, хотя никто не хотел уступать.

Люба села в кресло за очень похожий на любой земной пульт управления.

— Если все цивилизации идут схожими путями, нам, похоже, нечему учиться у марсиан: вот это — давно пройденный этап.

— Счастливо преодоленный, — поддакнул.

Люба повертелась в подвижном кресле:

— Как думаешь, чем управлял сей пульт?

— Если отвлечься от махрового милитаризма, то пусть это будет радиорубка. Или студия записи.

— Отлично! — Люба прошелестела клавиатурой с непонятными знаками. — Исполняем концерт по заявкам. Желаете что-то заказать?

— Что-нибудь из марсианского фольклора. Кантри практикуете?

— Сейчас попробуем, — Люба пробежалась перстами по неземной клавиатуре, в какой-то ей одной ведомой последовательности знаков, повернулась ко мне сияющим лицом. — Enter!

Ткнула, не глядя, пальчиком.

В моём сознании родилась…. Нет, не музыка. Это был мужской хор. Так поют уроженцы Кавказа. Что-то величественное, горделивое и воинственное. Марсиане? Смотрел Любе в глаза и силился понять — она слышит то же, что и я?

И её одолевало любопытство.

— Гладышев, ты слышишь то же, что и я?

— А что ты слышишь?

— Весенний лес — капель, журчание ручья из-под талого снега, шорох лопающихся почек.

Понятно.

— Ты знаешь, Билли, почему люди поют? Потому, что они люди. Перестань дурачиться.

— Каждый слышит то, что хочет услышать.

— Ты глумишься над нашими чувствами.

— Да будто бы.

Люба:

— Я поняла — это комната исполнения желаний. Пусть будет рекреацией — должна быть такая в военном бункере. Вот сейчас звучит "Вальс цветов" Чайковского. В дни расцвета марсианской цивилизации Петра Ильича ещё в помине не было. Верно?