Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

Спрашиваю Любу.

— Так надо.

Ну, надо, так надо. Погнали наши к марсианам.

Люба включает антигравитацию, связывается с Центром Управления Полётами.

— Борт…. к старту готов.

Пауза. Наверное, в ЦУПе дали команду "Старт" и Всемирный Разум телекинетической энергией с земной поверхности переместил нас на марсианскую.

Запоздалое:

— Счастливого пути!

На экране что-то мелькнуло, поменялся пейзаж, и мы поняли, что прибыли. Разумнее было "Счастливого пути!" заменить на "Добро пожаловать!".

Переглянулись с Любой. Мы не первооткрыватели. Полёты на Марс осуществлялись и до нас. И сейчас несколько экспедиций работают на планете. Но она слишком велика, чтобы считать её исследованной. Поэтому…. Переглянулись с Любой. Ну что, с Богом?

Отстёгнуты ремни, опущен люк-трап, мы на планете Марс. Бледный диск солнца далёк от зенита. Под ногами каменистая почва. Нет, это глина, весьма засохшая, скорее обожженная — и вся в трещинах. Мне это навевает недобрые аналогии.

— Билли, радиоактивный фон?

— Зашкаливает.

— Выдержишь?

— Обижаешь.

У Любы в руках прибор.

— Радиоактивный фон за опасным пределом.

— Успокойся, дорогая — лучевая болезнь нам не грозит. Как и отравление аммиаком.

Амиачные облака жёлтыми барашками паслись на сером небе. Вот оно убежище Бога войны!

— Поищем доспехи Марса?

Билли отговорил от авантюры.

— День на исходе, и давление резко падает — как бы чего не было.

"Как бы чего" обрушилось на окрестности сразу после захода солнца. Мы лежали в нашей уютной космической кроватке, и Люба рисовала пальчиком круги на моей груди. За бортом бились и стонали местные стихии.

— Бородинское сражение?

— Осада Трои.

— Тогда, мой Парис, объясняйся в любви.

Взял Любину грудь в ладонь:

— Райские яблоки в вашем саду — к чёрту богинь, себе оставлю.

— Гладышев, ты привык всё одушевлять — надели интеллектом сей торнадо.

— Его зовут Ипполит.

— Как, как?

— Бог солнца похитил его дочь, Розовую Бурю, и умчал на золотой колеснице. Старый великан рванулся вдогон. Уже много столетий кружат они по планете и никак не могут пересечься. Невдомек разгневанному Ипполиту, что Бог солнца не по своей воле летает по небосводу и день за днём повторяет пройденный путь. Старому торнадо подождать бы на месте, и уже утром в его лапы въедет сама золотая колесница с похищенной дочерью.

Будто в ответ на мои слова за бортом стихло.

— Ой, — Люба притиснулась ко мне. — Ипполит подслушал и утром украдёт солнце.

— Не бойся, дорогая. Утром Ипполит увидит дочь в объятиях Бога солнца, обрадуется её счастливой улыбке и простит похитителя.

Утро после бури выше всяких похвал. Розовые облака мазками талантливого художника набросаны на небосклон. Бледный диск светила, взгляд которого выдерживал невооружённый глаз, не спеша поднимался над горизонтом. Окрестность преобразилась. Опалённое и потрескавшееся глиняное плато засыпал белый песок. Засыпал, утрамбовал до эмалированного блеска.

— Спасибо, Ипполит, — сложив руки крестом на груди, поклонился на люк-трапе. — Вижу, мир в семье восстановлен.

— Ты с кем? — Люба из флаера.

— Выходи — познакомлю. Песок и солнце, день чудесный, ещё ты дремлешь, друг прелестный?

Друг прелестный выпорхнул из "тарелки", не касаясь трапа, и понесся над белоснежным плато.

— Гладышев, догоняй!

— Прости её, Ипполит, она женщина. Ты знаешь, что такое женщина?

Старый торнадо, конечно, знал, но молчал. На его плече почивала любимая дочь.

Люба обозревала окрестность с высоты.

— Какая угрюмая безвкусица. Гладышев, что ты хочешь найти на Марсе?

— Разум. Ведь ты Хранитель Всемирного Разума — стало быть, и местного.

— Где, где ты его видишь? — Люба раскинула руки в полёте. — Бесплодная, заражённая равнина — здесь не может быть жизни.

— Когда-то была.

Налетавшись, Люба присела на ступень трапа.

— Скукотища.

— Тебе не хватает земной суеты?

— Может, поищем что-нибудь попригляднее?

Марсианские каналы. Ну, как же — быть на Марсе и не поглазеть на это удивительное чудо природы. Мы добрались к одному на третий день, и сразу убедились — дело тут не в природе. Перед нами искусственное сооружение в гранитных стенах, прямой линией уходящее за горизонт в обе стороны. Дна канала, как и его конца-начала не видно.

Люба притиснулась щекой к моему плечу.

— Жутко, Гладышев.

— Чего боимся?

— Ведь это следы цивилизации. Ушедшей цивилизации. Что погубило её? Не грозит та же участь голубой планете Земля? Нашему народу?

— Мы здесь, и никто не мешает заняться поисками разгадки.

— А наша миссия?

— Будем искать в обоих направлениях. Кто знает — может, у них одна природа.

Любу ли уговаривать на интересную тему?

Припарковали флаер на гранитный парапет канала и на следующий день спустились на его дно. Ничего. В смысле ничего интересного. Наносные отложения — песок, щебень, глинистые проплешины. Больше повезло на поверхности. На противоположной стороне канала, в распадке марсианских скал Люба усмотрела удивительную площадку. На ней правильными рядами стояли, лежали полуразрушенные круглые и призматические колонны.

Побродив меж них, выдал мысль:

— Меня не покидает ощущение, что это античный акрополь. Нет, скорее кельтское капище.

И Люба:

— А меня, что колонны — это дело рук очень похожих на человеческие.

— Жаль, очень жаль, что нет статуй, фресок или барельефов — тогда бы имели точное представление о внешнем облике бывшего здесь населения.

По совету Билли подобрал небольшой осколок колонны величиной с кулак и поместил в анализатор. Пока Люба разбиралась в криптограммах на экране монитора, я напрямую допросил виртуального помощника.

— Это гранит. Обработан около миллиона марсианских лет назад. Вероятнее всего — фрагмент культового сооружения. Имеется след воздействия сверхвысоких температур. Возможно, термоядерный ожог.

— Билли, канал тебе ничего не напоминает?

— А тебе?

— Московскую подземку.

— У которой сорвало крышу? А прямизна? Длина? Ширина? Нет, здесь что-то другое.

— Путепровод не нравится — пусть будет источник энергии. Скажем, вечный двигатель. Из-за перепада давлений на разных широтах постоянное направленное движение воздушных масс. Каково?

— Мне нравится. Больше, чем идея с метрополитеном.

— Но без крыши она не работает.

— Крыша была, прозрачная. Время и внешние воздействия уничтожили её следы.