Лабиринт кривых отражений - Светлана Алексеевна Кузнецова
Оглядеться она смогла только когда схлынул восторг, и глаза привыкли к сумраку. Тогда же стало понятно, что находится она в каменном мешке, самой настоящей пещере. И пахнет в ней кровью, а не морем или разросшимися по скалам водорослями.
— Эй!
Женька задрала голову к высокому потолку — метров десять, возможно, больше — и едва не вскрикнула. Все пространство вверху заполонили едва светящиеся в полумраке белесым потусторонним светом нити. Снизу — нити. На самом же деле, наверняка, канаты. На них, словно мушка, висел Кай.
Оттуда, где стояла Женька, казалось, нити пронзают его тело.
«Но ведь это не так?.. Не станет почти покойник говорить настолько бодрым голосом, — подумала она. — Или у некромантов иначе, чем у прочих людей?»
В последнем она недавно убедилась. Но пусть Лео мог почти не отличаться от живого, не сомневалась: перед ней не призрак Кая, а он сам.
— Погоди, я сейчас… — сказал он, забился в паутине, вытянув поочередно руку и ногу, принялся спускаться проворно, но не слишком ловко. Движения получались рваными, в какой-то момент пальцы соскользнули, благо, до пола на тот момент оставалось не более двух метров, а потом Кай рухнул перед Женькой и растянулся на спине, прикрыв глаза.
Некоторое время она простояла, не решаясь приблизиться. На Женьку напал какой-то иррациональный ступор. Она, конечно, не боялась Кая, но почему-то не могла сойти с места. Только смотрела, подмечая на его теле множество порезов и проколов. Одежда также представляла собой живописные лохмотья, местами на ленты пущенные.
— Знаешь, почему мой мир существует до сих пор? — спросил он, не открывая глаз.
— И почему? — Женьку, наконец, отпустило. Она подошла и присела на корточки рядом. Кай не казался мертвым, только был бледен значительно сильнее обычного. И некоторые раны все еще кровоточили.
— Светлые мерзавцы слишком превозносят свои интеллектуальные способности и прокалываются на всякой ерунде… — проговорил он и тяжело вздохнул. — Не то, что я против. Хорошо, что прокалываются. Плохо, что при этом жутко утомительны.
Платка не было. Женька подумала, а не стянуть ли футболку (все равно, если застегнуть джинсовку, будет не видно), но ехидный вопрос заставил ее отказаться от этой мысли.
— Раздеваться будешь?
Она фыркнула и подумала, что не так уж все и плохо.
— А жаль, — сказал Кай и хрипло рассмеялся.
На самом деле ему было невыносимо плохо. И отнюдь не все оказалось так просто, как он говорил. Вися на своеобразных цепях, чувствуя, как жизнь капля за каплей утекает из тела вместе с кровью, ощущая, как холодеют пальцы, отчаяние испытывают все. Некроманты тоже люди и ничто человеческое их не минует. Одно он знал точно: не уступит, не будет служить гадкой светлой мрази, возомнившей себя даже не наместником или посланником, а чуть ли не богом.
И все же шанс у него имелся. Светлый в своей вошедшей в присказки уверенности, то ли не учел, то ли на самом деле не верил в особые отношения между некромантами и той стороной. Он полагал, тьме на Кая наплевать точно так же, как их светлому божеству безразличны человеческие рабы, возносящие ему молитвы. Однако это было не так, далеко не так.
Некроманты могли заставить сотрудничать любого духа, но не всегда это требовалось: только с по-настоящему гнилыми слепками с душ. Прочие же, наоборот, были рады угодить, оказать услугу, подсказать и рассказать часто о большем, нежели их спрашивали. И — в то светлые не могли поверить никогда — иной раз у темных магов получалось договориться даже с монстрами. Любой обитатель той стороны боится стража не-живых. Если существо еще и обладает разумом, возможны любые варианты, вплоть до заключения сделки. На памяти Кая лишь живжиги и прорывавшиеся через места памяти твари были настолько примитивны, чтобы нападать на некромантов. А потому имелся крохотный шанс достучаться до убивающего его существа, кровожадного, не знающего пощады, лишь голод до жизни, которой ему не обрести никогда.
Вот только… Как до такого достучаться?
Очень скоро Кай разочаровался: существо если и превосходило разумом живжигу, то не особенно. Слова и эмоции, сложнее самых примитивных, до него не доходили, но каким-то образом достучаться до него Кай сумел. Его тень к тому моменту была слаба и вряд ли помогала. Сам он… вероятно, буровил какую-то чушь, бредя и часто впадая в забытье. Однако в какой-то момент жвалы разжались, а когти перестали наносить порезы. В голове возникло протяжное, тихое, завывающее — вовсе не слова или эмоции, а их отголоски.
Еще послышалось удивление: существо не думало, будто еда способна говорить. Оно и Кай сосуществовали в одном плане бытия, но воспринимали друг друга по-разному. Для монстра он являлся едой, причем едой добровольной: рождающийся и растущей лишь затем, чтобы напитать, выпустить в мир, наделить подобием материальности — самое настоящее чудо для всякого обитателя той стороны. Существо полагало подобное единственным смыслом существования Кая.
Объяснять абсурдность подобной убежденности было бесполезно. Точно так муравей мог бы рассказывать о своих проблемах человеку: последнему неважно и неинтересно, у него имеются свои заботы и устремления. Ну разве какой ученый заинтересовался бы, пока не понял, что его поднимут на смех коллеги. Попытка сформулировать мысленно, как ему плохо, привела бы к обратному: существо захотело бы поскорее испытать нечто похожее, для него не существовало плохо-хорошо, весело-грустно, больно-приятно. Оно обитало вне человеческих эмоций и ощущений. Ему по сути нравилась только кровь, вернее жизнь, которую оно втягивало вместе с нею. И уж точно не стоило требовать остановиться. Хотя… а почему бы и нет?
«Убирайся!» — приказ зазвенел в ушах, одно единственное слово вытянуло остатки сил.
Вряд ли Кай справился с посылом. Лео говорил: перед лицом гибели у многих случается резкий прилив возможностей; раньше именно так ученики умудрялись «прыгнуть выше себя», а маги достигали новых высот владения силой. Сам Лео научился входить
