Предзимье. Осень+зима - Татьяна Лаас
Пальцы Гордея вздрогнули в Таиной руке и расслабились. На экране ЭЭГ тета-активность сменилась почти ровными прямыми. Гордей соскользнул в терминальную фазу комы. Только не это!
Вечная привычка смотреть, куда падаешь, и не валиться на стерильный стол, удержала Таю на тонкой грани между явью и сном. Колыбельная вгрызалась в мозг, заставляя закрывать глаза и расслабляться, только этого делать нельзя: нельзя падать на противоожоговую кровать — Гордею и так досталось. Ему только новой травмы и новой боли для полного счастья не хватает.
Голову неудержимо тянуло вниз. Даже взгляд не поднять. В мыслях нарастала муть. Еще чуть-чуть и будет поздно. Тая собралась силами и, не глядя, заморозила камеру и динамик, тут же взрывая их. Обломки упали на пол, часть больно вспорола Таину кожу, даже Гордею досталось. Чума! Но хладноломкость металлов все же вещь! Блаженная тишина чуть не нокаутировала Таю. Нельзя расслабляться. Расслабишься, на секунду потеряешь контроль, и придет смерть, и ладно бы за тобой!
Что колыбельщику нужно тут, в патологии магмодов?! И сюда ли он… Она придет.
До судорог цепляясь пальцами за высокий борт кровати, Тая все же не удержалась и соскользнула со стула на пол. Колыбельная, глухо доносящаяся из коридора, продолжала укутывать её сонными петлями, утягивая в омут сна. Нельзя!
— Со… бе… рись… — попыталась приказать самой себе Тая. Руки подогнулись, и Тая блаженно расплылась по полу. Еще никогда у неё не было столь мягкой подушки для сна. — Со… бе… рись…
Тут колыбельщик, тут из магмодов Орлов и пара его друзей. Они не заслужили смерти. Их надо защитить. Кто там недавно решил, что медицинская стезя больше не её? Двигай!
Слова песни исподтишка вибрациями пола продолжали пробираться в Таю. Она еле села, прислоняясь боком к теплому боку кровати, и трясущимися руками достала походник. Веки то и дело сами по себе смыкались. Перед глазами все сонно текло.
Ей надо предупредить Илью! Он должен вот-вот сюда приехать. Ему нельзя… Да, он не заснет, но он явно не готов столкнуться нос к носу со своей матушкой. Нельзя! Это просто не по-человечески… Зачем она сюда пришла…
«Не приезжай!» — с трудом набрала она, палец неловко соскользнул, добавляя к сообщению кучу ненужных вопросительных знаков. Плевать! Илья и так поймет. Главное успеть нажать «отправить». Добавить что-то еще Тая была не в силах. Ей надо двигаться дальше. Ей надо выбраться в коридор. Кто его знает, может, мамаше-змее не хватит сил магмодов. Может, она нацелится и на Гордея. Он не магмод, но все же оборотень. Только зачем все это Зимовской? Вот кому-то со свекровью не повезет…
«Илья и так поймет», — как мантру повторяла Тая про себя.
Чертово веретено! Откуда оно опять возникло?! Неужели Илья не уничтожил Таино веретено, созданное после аварии?! Ну почему она болтала с Ильей о чем угодно, кроме ритуала после аварии… Она знала ответ — ей было стыдно. Потому она и не вспоминала при нем ритуал с веретеном. Ей было больно ворошить свои воспоминания о деде, и вот результат! У мамаши Ильи снова есть веретено. В мозгах, где-то за пределами здравых мыслей вдруг проскользнуло то самое, первое веретено. Оно-то откуда взялось? Дед не был магом… Он не магмод. На тот момент сами модификации были только записями на бумагах.
Колыбельная вгрызалась в Таю, мешая связно думать.
— Не спа… Не спать! — уговаривала себя вслух Тая.
Не спать… Вцепиться в край кровати, подтянуться вверх, убедиться, что за Гордея исправно дышит аппарат — ему колыбельная не мешает работать, найти глазами стол с перевязочными материалами. Турунда из ваты — так себе замена берушам, но хоть что-то. Колыбельная смолкла в ушах, но все равно проникала в Таю вибрацией воздуха. Кости предательски резонировали, заставляя колыбельную звучать в Таиной голове.
Шатаясь, как медведь после зимней спячки, Тая направилась в коридор, забыв про телефон. Он так и остался на полу, загоравшимся экраном выдавая приходящие сообщения. Не до того. Потом. Она объяснит все потом. У колыбельной же есть предел действия, кто-то заметит, кто-то услышит, сюда пришлют полицию, охрану, войска, магов, кого-нибудь. Главное, чтобы это был не Илья. Ему не стоит сталкиваться со своими обезумевшими родственничками.
Тая вцепилась в дверь, чтобы не упасть, и тут же пожалела об этом — колыбельная вцепилась в нее, сонной вибрацией погружая в сон. Тая сползла на пол. Глаза сами закрылись, как будто на них положили могильную плиту. Дверь скрипнула, открываясь, и колыбельная стала громче — она продолжала литься из динамиков.
Пол был такой удобный. На нем так и хотелось лежать и видеть сны. В нос ворвались ненавистные ароматы хлорки, с которой тут мыли полы. Руки заледенели — в патологии отопление еще не включили. Именно холод отрезвил. Хватит! В лесу намерзлась. Тут мерзнуть она не собиралась.
Тая, прошипев ругательства, попыталась встать. Пол льнул, уговаривая остаться. Колыбельная бушевала в теле, расслабляя мышцы. Тая оперлась на руки и попыталась сесть. Руки оказались ломкими — они предательски согнулись в локтях, снова заваливая Таю на пол. Голова зазвенела, столкнувшись с мрамором. Гематома обеспечена.
— Чу… ма…
Перед глазами все двоилось и плыло. Тая, чувствуя себя мошкой, застрявшей в густой смоле нереальности, рвалась прочь из сна, где её ждали Илья и Даша. Нельзя! Она, понимая, что уже не сможет сесть, по полу пустила лед, стараясь не задевать странные дрожащие в сонном тумане белые горы на полу — упавших медбратьев и врачей. Лед рванул по стенам, взрывая динамики вместе с камерами и глуша колыбельную.
Навалившаяся на Таю тишина чуть снова не отправила её в сон. Она распласталась на полу, обнимая его. Хотя бы чуть-чуть, хоть капельку сна. Это была её давняя мечта еще со времен войны. Висок холодил мрамор пола. В носу все свербело от противных запашков больницы. В голове набатом стучало сердце, накачивая мозги адреналином. Стресс придет или страхом, заставляя бежать, или оцепенением, так учили в институте. Бей или беги. А нет, не оцепенением — злостью и боем. Точно, в институте ей не восстановиться — знания не те.
Бей или беги — правило адреналина. Она будет бить — это её выбор. Только сейчас чуть-чуть полежит и соберется с мыслями. Она же смотрела
