Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita"

— Поэтому я решил, что проще не лгать. Жить от этого, конечно, не проще, а чужой обман я очень не люблю, но решил, что мне самому важнее правда. Ведь только она настоящая, а жить в иллюзиях — не для меня.

Тяга к правде взыграла в нём очень рано, да и ребёнком он был очень сообразительным. В рамках семейного обучения Лауге с пяти лет изучал историю, а в семь понял, что именно в истории надо искать ответ на вопрос, на чём основаны взгляды семьи и есть ли в этом хоть какая-то справедливость, однако не в той истории, которую преподавали ему, которая была в учебниках. Эту историю писали те, кто разделяли взгляды церкви. В этих источниках была только часть правды, в лучшем случае — половина. Но где искать вторую половину? Откуда взять недостающие детали паззла? У магов. Только ради этого Лауге стал товарищем магам, хотя из-за семьи это было очень рискованно.

Отношения с родственниками с самого начала складывались напряжённые. И не только с ними, Лауге в целом плохо сходился с людьми, у него было крайне мало даже не друзей, а просто приятелей, потому что он слишком прямо выражал свои мысли. Люди не любят лжецов, но на самом деле тех, кто умеет быть только честен, тоже не готовы принять. Сам же Лауге старался не держать в своём окружении обманщиков, ведь даже не мог делать вид, что доверяет им, верит, что считает их лживость обычным, свойственным всем людям делом.

— Я вообще не уверен, что в моём случае есть шанс на близкие отношения. Все говорят, что отношения строятся на доверии, но также они невозможны без способности сглаживать острые углы. Ложь во благо или как это называют? Я с этим не согласен. Нет никакого блага в том, чтобы утешать мороком. Однажды правда всё равно вскроется, будет только больнее, но на любые доводы я всегда слышал, что мне просто не хватает эмпатии. Хватает. Я хочу открывать глаза только тем, до кого, до чьих чувств мне есть дело, — поморщился Лауге. — А это обычно принимают за желание оттолкнуть. В мою честность не верили. Забавно, что люди куда охотнее верят лжецам.

Скрывать от семьи свою деятельность было очень сложно, ведь из-за невозможности врать у Лауге оставался только один вариант — не попадаться. Требовалось действовать максимально скрытно, обдуманно, чтобы избежать лишних вопросов. Нет вопроса — нет обмана. На счастье, обычно Лауге не вызывал подозрений.

Уже само общение с магами позволило убедиться, что семья не права, считая их воплощением зла, особенно сейчас, когда маги были гораздо слабее, чем раньше. Чем обезумевшие древние маги, от которых семья защищала людей. Изучая историю, Лауге неизменно узнавал больше об охоте, ведь она началась вскоре после нападения древних. Те сведения об охоте, которые он мог найти в книгах, тоже казались ненадёжными. Кажется, вся та эпоха была искажена куда сильнее, чем это обычно происходит с официальной историей.

Достигнув совершеннолетия, Лауге начал жить отдельно от семьи и некоторое время много путешествовал в поисках правды. Семья знала о слишком сильной тяге к истории и подозревала, что Лауге имел дело с запрещёнными источниками, но покуда это не вызывало тревог у церкви, на его интерес смотрели сквозь пальцы, но на отношениях с родственниками это сказывалось не лучшим образом. Благо, что Лауге не был наследником. Его судьба мало кого волновала, лишь бы сильно репутацию не портил.

В своём доме при поддержке знакомых магов Лауге создал зеркальную комнату, чтобы проверять в ней вещи, людей. Ему просто хотелось иметь обитель правды в этом полном лжецов мире. Место, где не только он будет полностью честен. Потому что лучше всего он верил тому, что видел сам.

— Больше всего во всей этой истории с охотой меня смущала часть о птице, — отметил Лауге. — Считалось, что церковь получила одобрение начать охоту свыше, когда во время молитвы к ним явилась сама Священная Птица. Я сначала в само существование птицы не верил, думал, её просто придумали, как и многое. Но… — он сделал паузу, поджал губы. — С той молитвы принесли её перья. Сложно было найти такую реликвию, но тут помогли связи семьи. Я попросил у церкви перо, проверил в той комнате и при помощи магов. У него была очень светлая аура и оно происходило из того времени. Значит, в самом деле была какая-то птица… Вот только… Мне кажется, что птица эта совсем не божественного происхождения.

С того момента Лауге сосредоточил свои поиски на птице. Ему стало жизненно важно выяснить, что же это было, но церковь была убеждена в том, что это просто форма божественной силы, благословение, а маги и вовсе разводили руками. Они не могли отрицать факта существования птицы, но считали, что сущность её не божественная, а магическая. С птицей связывали три явления: доброту, белый цвет и золотых бабочек. Также и церковь, и маги сходились в том, что были семьи, связанные с птицей, отмеченные ею, но не владевшие магией.

Найти такую семью удалось только в городке возле леса с крайне дурной репутацией. В этом деле помог нынешний помощник, потому что его предок в детстве дружил с одной очень заботливой девочкой, но был вынужден сменить место жительства. К сожалению, толку от этой находки было мало. В той семье наследовались белые волосы, яркие глаза и очень добрая натура, но о настолько далёких своих корнях они ничего не знали. Впрочем, их аура напоминала ту, что была у пера птицы. Это натолкнуло на мысль, что те люди не были отмечены птицей. Они произошли от неё.

Между тем, в последние годы всё чаще приходили письма от семьи с призывами образумиться, вернуться, перестать рисковать жизнью из-за тяги к запретному, ведь они же верили (три раза «ха» этой вере, Лауге знал, что это были только попытки задобрить и сохранить чистоту репутации), знали, что он просто слишком увлечён историей, однако церковь может понять всё неправильно, причислить к еретикам и избавиться. На самом деле между строк всё чаще читалось предупреждение, что если Лауге не вернётся, то отец лично позаботится о том, чтобы он не пережил грядущую охоту. А Лауге просто не мог вернуться, не мог оставить поиски, не мог принять сторону семьи, не мог бросить магов, которым помогал скрываться от церкви.

— Я как раз недавно вернулся из того городка, а сегодня получил очередное письмо, от которого не жду ничего хорошего, — вздохнул Лауге. — Чувствую, в ближайшее время я всё равно буду вынужден прервать поиски, потому как если начнётся очередная охота, получить доступ к «запрещённым источникам», — он с усмешкой изобразил кавычки, ведь считал невероятно глупым запрещать неудобную правду, — станет ещё труднее. На самом деле, если говорить про изначальную цель, про то, с чего началось моё углублённое изучение истории, то я ведь уже достиг цели. Я понял, что у моей семьи есть причина ненавидеть магов: мы потеряли слишком много своих людей, когда отражали нападение сумасшедших древних магов. Даже глава семьи потерял тогда сестру… Такое не могло не оставить отпечатка, — признал Лауге, — но нет смысла проносить эту ненависть сквозь века, нет смысла переносить её на обычных, давно ослабевших магов. Они совсем не так опасны, как те древние. Семья просто спелась с церковью, а церковь слепо верит в собственноручно созданные иллюзии.

— И всё же теперь у вас есть новая цель. Чего вы хотите? У вас ведь есть какое-то конкретное желание, потому что пролить свет на всю историю невозможно. Не за одну человеческую жизнь. И вы это тоже понимаете.

— Да, — кивок, — я знаю, что всей правды о мире никогда не найду, что не могу вечность заниматься поисками и придётся однажды сменить деятельность… Давно уже следовало это сделать, но я не найду покоя, если сделаю это сейчас. Я бы хотел узнать правду о птице. Увидеть своими глазами то, что стало точкой невозврата, того, чьё появление загубило многих. Но ведь это невозможно. Птицы давно уже нет, слишком много информации уничтожено, те, кто всё видели, мертвы, да и были необъективны.

— Мне бы хотелось сказать, что в жизни всякие чудеса бывают, — покачал головой Хенбетестир. — Однако вы правы, птицы в этом мире давно нет. По крайней мере, в её прежнем виде, иначе откуда у церкви перья. Но всегда есть шанс, что вы ещё найдёте то, что поможет расставить точки над «ё», что будет убедительным доказательством уже имеющихся у вас подозрений.