Исход благодати (СИ) - Зеленжар О.

В ночь праздника выпивка польется рекой, и все протекторы уподобятся Кассию. На вертелах истекут жиром кабаны и быки, прямиком с сельской ярмарки, и все блюда будут щедро приправлены корицей, сахаром и шафраном. Слуги и Сестры устроят свои маленькие пиршества, и только Кассий, как и каждый год до этого, напьется в гордом одиночестве. Он терпеть не мог шумные застолья.

— Достаточно и собственной пьяной рожи, — бурчал бородач. — Мне больше нравится пить в компании трезвых.

Холодный ветер пробирался под шерстяной плащ. У ворот Кеан уступил дорогу очередной повозке. Из телеги выпрыгнул послушник и протянул стражникам пропускную грамоту, без которой не имел права покидать стены форта. Кеан улыбнулся. Когда и он был послушником, и порой все заботы о сопровождении снеди от лавок до кухни Протектората лежали на его зеленых плечах. Утомительная езда туда-сюда по городу, когда все пьют и гуляют. Последнее было самым неприятным, поскольку повозки, груженные змеиным молоком, катались до самого утра, лишая любой возможности отпраздновать. Однажды Кеан честно продежурил до побудки, а на рассвете стражники обсмеяли его:

— Во дурак!

Тогда он узнал негласное правило красного застолья. За щедрую мзду вином и мясом дежурный послушник мог договориться со стражей, чтобы они закрыли глаза на сопровождение повозок. Маленькое послабление в честь праздника, и Кеан намерен был им воспользоваться.

Иллиола передал кобылу конюху, а сам поднялся в келью и открыл рассохшуюся крышку сундука под кроватью. Бегло коснувшись конопляной рубахи, которую носил в далеком прошлом, он вынул из недр потертую зеленую маску времен послушничества. Провел по ней пальцами, ощущал легкую шероховатость накрахмаленной ткани. Обычно послушники сдавали старую одежду, но Кеан был сентиментален. Все равно в большинстве случаев ее сжигали или рвали на тряпье для хозяйственных нужд. Завернув маску в плотный узел зеленого комплекта одежды, спрятал его за пазухой, под складками шерстяного плаща, и спустился к старому лекарю. Тот хмуро кипятил повязки.

— Господин Диона… Неловко просить… Мне бы что-нибудь для прочистки желудка…

— Что, уже? — недовольно пробормотал лекарь. — Еще ведь даже не начинали!

— Эээ… Нет, но, боюсь, позже у вас будет слишком много забот. Не хотелось бы отвлекать вас понапрасну.

— Да уж, скоро вас, страшно недомогающих, будет по всем лавкам и по полу… — пробормотал Диона. — Ладно, погоди немного…

Он пошел рыться в склянках, а вернулся с бутылочкой из темного стекла.

— Вот. Настойка рвотного корня. Двух глотков будет достаточно, чтобы исторгнуть из себя любого демона, но не забывай пить много воды, иначе станет только хуже.

Выйдя из лазарета, Кеан украдкой сунул склянку в зеленый узел и пошел в купальни. Вечером огни, подогревающие воду, погаснут, Сестры устроят собственный праздник, так что желающих помыться, пока не поздно, собралась небольшая толпа. Когда-то Иллиола был послушником и довольствовался застеленной холстом лоханью вместо прекрасной каменной купели и жесткой щеткой вместо мягких девичьих ладоней. Он мечтал стать рыцарем бога, но все изменилось, стоило в его жизни появиться Настурции. Разве до нее была жизнь? Разве может хоть что-то сравниться с ней? Даже божество померкло, теперь в его храме пели хвалы женщине.

Кеан хорошо вымылся, надел чистое, а затем пошел на выход, но в дверях свернул за угол, где его уже поджидала Дайре. Она быстро спрятала узел в грязное белье.

Согласно плану, Настурция должна была уединиться в келье, изображая весьма натуральное недомогание, и зелье Дионы должно было этому поспособствовать.

— Не беспокойся, я принимала его раньше, — успокаивала девушка.

После второго рога девушке следовало незаметно спуститься в прачечную, взять телегу с чистым бельем и дойти до купален, миновав исповедальную галерею. Там она, облачившись в одежду послушника, поднялась бы в мужское крыло, вышла из главного здания и встретилась бы с Кеаном у стоянки телег со змеиным молоком. В любой момент что-то могло пойти не так и, увы, на любом из этих этапов Кеан ничем не мог ей помочь. Все, что было в его силах — подготовить поддельную грамоту за подписью Симино и ночью передать ее девушке.

Наступил вечер. Главный соборный зал заставили столами, камины жарко затопили. Никаких танцев и пришлых музыкантов, только мелодичные молитвы на испадрите. Кеан цедил вино с Бернардо и Рауво, но мыслями уносился далеко за пределы зала. Он думал о том, что будет делать, когда Настурция станет, наконец, свободной женщиной. У него еще не было плана, как сбежать самому, но хитрая девушка что-нибудь обязательно придумает. Куда они поедут? Может быть, и правда на острова? Купят на казенное золото землю, чтобы выращивать эфедру или хлопок, заживут в маленьком доме, вырастят детей… Раньше Кеан бежал от никчемной деревенской идиллии, но сейчас думал о ней с теплым предвкушением. Это была бы незамысловатое счастье, далеко от Ильфесы, казней, восстаний и неминуемой войны со Святой Империей.

После второго рога Кеан вышел из зала и прокрался к стоянке. Последняя телега уезжала не раньше пятого, и порой, когда кто-то допускал оплошность в расчетах, возвращалась с новой партией. Крепкие парни выгружали бочки и закатывали их на кухню через черный ход, кладовщик сверялся со сметой, надзорного послушника нигде не было видно. Он пил в общем зале, откупившись от стражи. Кеан затаился в густой тени, наблюдая за процессом отгрузки. Оставалось только ждать.

Время тянулось бесконечно долго, прозвучал третий рог, подступало время четвертого. Кеан начал беспокоиться. Дайре уже должна была подойти. Неужели не вышло? Поймали? Нет, тогда поднялась бы суматоха. Что-то ей мешает? Может, вернуться и проверить? А что, если они разминутся? Что же делать?

Телеги потихоньку укатывали восвояси, скрипя в темноте несмазанными колесами. Осталась всего парочка, и те неумолимо пустели. Совсем недолго до пятого рога. Кеан представил страшную картину: Настурция отравилась рвотным корнем и теперь умирает. Нужно вернуться и проверить. Кеан вынырнул из тени и пошел в сторону главного входа. Пройдя полпути, он заметил закутанную в плащ фигуру, что быстро семенила в его сторону. Губы сами собой растянулись в улыбке. Ну что за дурочка. Походка ж совсем не мужская.

Фигура замедлилась, когда Кеан подошел ближе. Сразу замерла, вытянулась по стойке смирно, не узнав его в темноте.

— Не семени, — шепнул он, подойдя вплотную. — Иди медленней, широкими шагами, и от плеча, а не от бедра… Как тебя стража не рассекретила?…

— Они пьяные, — хихикнула Дайре, блеснув зубами из-под капюшона.

Кеан едва удержался, чтобы не сграбастать деушку в объятия. Вместо этого он вложил в ее ладонь свиток.

— Пропускная грамота, просто предъявишь, когда будешь выезжать. Ничего не говори, выдашь себя… Я испугался. Тебя очень долго не было.

Дайре схватила грамоту, спрятала за пазуху.

— Все твой дружок, — фыркнула она. — Он снова насмерть упился и устроил какой-то погром в исповедальнях. Мне было страшно, пришлось подождать, пока стихнет. Не помешало бы его успокоить.

“Ох, Кассий! Что ж я раньше не догадался!”, - подумал Кеан.

— Ладно, я с ним позже разберусь, — сказал парень. — Подождешь, когда разгрузят фургон, сядешь на задок. Ничего не говори, это обычное дело. Стражники подумают, что молока не хватило. Главное, не трясись, веди себя спокойно и уверенно…

Дайре гордо вскинула подбородок:

— Трястись? Ты забыл? Я смелая.

Кеан с трудом подавил очередное желание обнять девушку. Ничего, совсем скоро у них будет целая бездна таких возможностей.

Скрываясь в тени, он понаблюдал, как девушка подошла к разгруженному фургону и села на задок. Телега двинулась к воротам, Кеан прокрался следом. Спрыгнув, девушка протянула бумагу стражнику, тот что-то спросил.

“Черт!”

Дайре ничего не ответила. Вместо этого показала, как на ее шею накинулась петля и резко вздернулась, лишая дыхания. Расхохотавшись, стражник вернул ей бумаги. Девушка снова села на задок телеги и медленно исчезла за воротами. Кеан спокойно выдохнул. Ее хватятся только через несколько часов, за это время она успеет пересечь мост и залечь на дно.