Страна Ледяного Ужаса. Странное завещание - Максим Сорокин

ученого, разбивались о ничтожно малый объем информации, которым оперировал физик. Поэтому, вместо того чтобы впустую ломать голову, Сальвадор решил решать проблемы по мере их поступления и отвлечься от тяжёлых мыслей. Но, не смотря на все старания, мыслям все же удавалось пробиваться сквозь заградительные рубеж, выстроенный ученым. Спал Монтеро долго — сказывалась накопившаяся усталость — но проснувшись, вновь застал друга, наливающего чай. Но вот причина, по которой ученый вынырнул из царства Морфея, была совершенно необычной. Разбудил Сальвадора громкий звук, донёсшийся снаружи самолёта. За ним последовал ужасный толчок, от которого по грузовому отсеку полетела почта и несколько мешков со снаряжением. Шатильон, хоть и не был снаряжением для альпинизма или коробом почты, тоже поддался действию этой силы и полетел к кабине пилота, чертыхаясь и разливая горячий чай. Сам Сальвадор сильно ударился плечом об прилетевший из недр отсека мешок с коньками. После случившегося на пару секунд повисла гробовая тишина пораженности. Первым сбросил оковы оцепенения Бернар, начавший открывать окно в кабину пилота, произнося такие ругательства, что ему мог позавидовать самый отпетый пират, гроза всех морей и океанов. Монтеро, спросоня, оставался на месте и ничего не понимающим взглядом осматривал окружающий его беспорядок. В себя учёный пришёл только после услышанных ободряющих возгласов Клода, который всячески успокаивал распаниковавшегося Шатильона. Оказалось, что над поверхностью океана формируется антициклон, и наш бравый самолет попал в зону турбулентности. Вилар сообщил, что не раз преодолевал подобные неприятности, и его друзьям не стоит сильно волноваться. Но утаивать пилот не стал, что в этой области у него перестали работать некоторые приборы, по которым можно вычислить их местоположение. Немного успокоившись, Бернар вернулся к другу и провозгласил:

— Спал ты, наверняка, еще хуже, чем пробудился.

Я вообще тут чуть со скуки не умер все десять часов пока кто-то изволил дрыхнуть. Сам пытался всхрапнуть, да не выходило.

— Десять?!

С нескрываемым изумлением поразился Сальвадор.

Такой долгий сон совершенно не был присущ для ученого-жаворонка.

— Да, ты чертовски долго наводил порядок в мире грез, дорогой мой друг. Я настолько заскучал сидеть здесь и раскладывать пасьянсы, что аж подумал о том, что неплохо было бы как-то развеяться.

— Мда, дружище Бернар…

Тихо процедил, освобождаясь от последних пут сна, Сальвадор.

— Прошу впредь быть аккуратнее со своими желаниями, а то мы из-за твоей скуки уже никуда не долетим. И будут твои родственники отказываться и от твоего наследства.

— А вот если бы кто-то не дрых, то я бы и не поддался скуке в этом безынтересном пространстве. Даже окошка нету…

Парировал Шатильон, собирая разбросанные коробки.

— Хватит бока отлеживать, ученый муж!

Вновь возвращаясь в свое привычное состояние, проговорил француз.

— Вставай и помоги мне прибраться в нашей тесной квартирке.

Сальвадор безмолвно покорился, и уже через несколько минут нашим друзьям удалось привести грузовой отсек в первозданный вид. После чего они перекусили и уселись играть в домино, что получалось достаточно плохо, ведь от легких толчков воздушных ям костяшки разбрасывались, и только благодаря феноменальной памяти физика друзьям удавалось доигрывать партию. Так и прошла большая часть полета наших отважных путешественников. Закончив очередной раунд, Шатильон стал клевать носом, и теперь уже пришло время испанцу вдоволь отомстить за ехидства со стороны своего друга: чинно указав на место своего недавнего возлежания, Сальвадор пафосно провозгласил:

— О достойнейший из достойнейших, богатейший из богатейших, не прими за дерзость мое скромное предложение, но если вас мучает желание вздремнуть, то могу предложить вам лишь этот скудный уголок.

Ученый уже позабыл, когда это он набрался у своего друга подобных манерных ехидств, но, в отличии от француза, Сальвадор использовал их крайне редко, в большинстве своем в общении с Шатильоном. Бернар не отказался от подобного предложения и, чинно поклонившись, улегся и накрылся пледом с головой. А Монтеро отправился к окошку и стал следить за тем, как Вилар умело ведет машину. Француз заснул на редкость быстро, может из-за пережитых потрясений, а может из-за того, что просто обожал спать в поездах, мгновенно засыпая под ритмичный стук колес и мерные покачивания вагона. В нашем же случае стука не было, да и покачивания можно было назвать откровенной тряской, но это отнюдь не помешало Бернару мирно посапывать.

Правду люди говорят. Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как мастер занимается своим делом. А Клод был виртуозен. Статная фигура конструктора и по совместительству летчика-испытателя выглядела внушительно даже в сидячем положении. Вилар был сосредоточен и спокойно вел машину в зоне турбулентности, стараясь по максимуму исключить тряску. Перед вылетом Сальвадора насторожил тот факт, что сей долгий перелёт Клод решился провести самостоятельно, не прибегая к помощи второго пилота. Как-никак путешествие занимало почти сутки, а сохранять концентрацию столь долгое время для любого человека было бы практически невыполнимо. Но Бернар уверил своего друга, что Клод тот еще мастер с "чрезвычайно медленным метаболизмом", как выразился хрюкнувший от смешка Шатильон. И сейчас, глядя за работой этого профессионала, Сальвадор полностью уверился в истинности этих слов. Ведь полет уже длился 17 часов, а Вилар сохранял все тот же бодрый и спокойный вид. При этом всем его губы, по всей видимости, напевали какую-то задорную мелодию. Но так продолжалось всего три четверти часа, после чего произошло что-то поистине страшное. Монтеро не успел ничего понять, как вдруг Клод резко потянул руль вверх, от чего самолет задрал нос, и весь его живой и не очень груз отправился скользить к хвостовой части. Сразу после этого послышался хлопок, как будто в обшивку самолета ударился камень, и машину шатнуло в сторону, от чего француз вновь полетел через все пространство, проклиная все такими словами, которые неприемлемо использовать не то, что в высоком обществе, а даже в хоть сколько-нибудь приличных кругах. Сальвадор, в свою очередь, успел зацепиться за ручку двери погрузочного отсека, и мир не узрел полета почетного члена столичной ассоциации, коий мог закончиться знатной шишкой на голове последнего. А вот француз шишкой не отделался, счесав себе локти и колени до крови. Пока Бернар лежал на полу, уткнувшись носом в мешок с чем-то твердым, Монтеро подскочил к окошку и, открыв его, подобно французу начал припоминать нелестными словами всех ближних и дальних родственников воздушных ям. В ответ он услышал стальной голос Вилара, пропитанный флегматичным спокойствием.

— Мистер Сальвадор, это не воздушные ямы, в таких неудобствах виновата птица, что угодила прямиком в левый двигатель, вызвав своим неаккуратным полетом пожар.

— Пожар??!!

Буквально провопил француз, доставая голову из