Вадим Панов - Королевский крест

— Пустую тару пристроил, — важно объяснил уйбуй, поймав недоуменный взгляд Контейнера. — Оказывается, игровые артефакты вернуть можно, для этой… концовской отчетности. За большие деньги.

— Десять тысяч за разрядившийся артефакт? — вытаращил глаза здоровяк.

— Угу. Круто я его развел, да?

— Так эта… — Контейнер сделал большой глоток виски. — С чего бы это концу нам такие деньги платить? Здесь, типа, грязно!

— Что?

— Ну, эта, типа, нечисто. Вот. Здесь.

Ответить Копыто не успел. Обдумать слова подчиненного тоже. Потому что второй подчиненный как раз в этот момент принес «Повелитель Вероятностей». В смысле, то, что от него осталось.

— Наступил кто-то, — сделал вывод Иголка, беззаботно помахивая чем-то расплющенным. — У наших ботинки тяжелые…

Уйбуй громко выругался.

— Копыточко, — донеслось из телефона. — Копыточко, что там с моим артефактиком?

Конец заподозрил неладное.

— Приезжай, — после паузы буркнул уйбуй. — Деньги бери и приезжай. Десять тысяч бери, как договаривались. Без денег не отдам.

Контейнер нехорошо улыбнулся и показал, как именно открутит концу голову. Копыто, поразмыслив, согласно кивнул. Иголка хихикнул.

Но Харций не был идиотом, а потому, не услышав в голосе дикаря энтузиазма, насторожился:

— Копыточко, а ты уверен, что с артефактиком все в порядке? Он цел?

— Цел, цел…

— Ты уверен?

— Уверен, уверен… Приезжай, в натуре… Только с деньгами.

Хотелось мчаться в Форт, не разбирая дороги. Затребованные дикарем десять тысяч у конца были: это все, что оставалось на карточке «Тиградком», но природная осмотрительность не позволила Харцию попасть в ловушку.

— Оставайся у себя, — произнес конец важно. — К тебе мой посыльный подъедет. Хван.

— Зачем хван? — насторожился Копыто. Четырехрукие убийцы наводили на Красных Шапок панический ужас. — При чем тут хван?

— Затем, — охотно объяснил Харций, — что, если все будет в порядке, он артефакт заберет и деньги заплатит. А если ты меня обманываешь, то он тебе бандану отрежет. В смысле — то, что ты там, под банданой, носишь. И стоить это будет те же самые десять тысяч…

Уйбуй скривился. Лишаться почти уже заработанных десяти тысяч страшно не хотелось, но встреча с хваном не сулила ничего хорошего.

Копыто печально посмотрел на раздавленный «Повелитель».

— Совсем забыл сказать, Харций, — пропал твой артефакт. Тута его кто-то…

Конец не стал выслушивать рассказ уйбуя. Отключил телефон, бросил его на соседнее сиденье, положил руки на руль и опустил голову. Бывает так: хочешь всего и сразу, а получаешь ничего и постепенно. Черная полоса оказалась чересчур широкой, даже такая мелочь — поиск базового артефакта Барабао — не удалась. «Все против меня!» Харцию мерещились соплеменники: добродушные толстяки в разноцветных пиджаках, шелковых рубашках и золотых цепях. Большинство сжимало в руках бейсбольные биты с торчащими гвоздями. «Я разбудил Барабао!» Фраза звучала приговором.

«Птиций! — Впервые с начала кризиса Харция посетила действительно дельная мысль — управляющий „Ящеррицей“ пользовался большим авторитетом в семье и мог заступиться за непутевого приятеля. — Надо ехать в „Ящеррицу“, а там будь что будет!»

Клуб «Ящеррица».

Москва, Измайловский парк,

6 ноября, суббота, 14.23

— Теперь, Захар, вам известно все. — Сантьяга сделал маленький глоток красного вина и вернул бокал на стол. И ни на мгновение не оторвал от епископа внимательный взгляд черных глаз. — Вы понимаете, что я ничего не скрыл — в противном случае разговор потерял бы всякий смысл.

Треми молча кивнул. Он понимал. И, самое главное, верил. Сантьяга умен, он никогда не рассказывает все, что знает, всегда оставляет в запасе пару-тройку фактов, способных повернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов — кто знает, что потребуется Великому Дому Навь? Но сейчас — Захар не сомневался — комиссар был искренним до конца. Слишком важный вопрос обсуждался. Речь шла не о тактике — о стратегии. Не интригу замыслил Сантьяга, а грандиозный замысел, призванный исправить старые ошибки и изменить будущее целой семьи. Ум, проницательность и хитрость против многовековой ненависти и смертельной вражды.

— У нас есть шанс, Захар.

— План, — поправил комиссара Треми. — У нас есть отличный план.

— Вы в него верите?

— Вы ведь знаете, как я отвечу, — поколебавшись, произнес епископ.

— Вам надоело убивать братьев.

— Да. — Захар отвел взгляд, побарабанил пальцами по столешнице. — Но ведь и вы не хотите продолжать войну.

— Вы верите в мой план? — с нажимом повторил вопрос Сантьяга.

Непоколебимая вера в успех, в то, что предстояло сделать, была одним из ключевых условий достижения цели. Треми понял это, когда нав объяснил ему его задачу — без стопроцентной уверенности в себе за нее не стоило браться. Епископ прищурился, вспоминая слова Сантьяги, интонацию, жесты… Нет сомнений — нав заинтересован в успехе, для него это важно.

«Хорошо. Очень хорошо».

— Вы верите в мой план?

— Он слишком жесток.

— Мы слишком далеко зашли с этой войной, — холодно ответил комиссар. — Выйти из нее без жертв не получится.

«А продолжать ее — лить еще больше крови…»

— Итак?

Тон Сантьяги не оставлял сомнений: вопрос прозвучал в последний раз. Пора давать четкий ответ.

— Я верю, комиссар, — вздохнул Захар. — Я верю в ваш план. Я готов сделать все, чтобы он осуществился.

Всего на одно мгновение взгляд Сантьяги стал ОЧЕНЬ цепким и жестким: нав оценивал искренность епископа.

— Хорошо, Захар. Я рад, что этим займетесь именно вы.

Клан Треми всегда был верным. Сначала Сила сделал все, чтобы разжечь войну, потому что этого хотела Навь. Теперь Захар сделает все, чтобы закончить войну. Потому что этого хочет Навь.

«Интересно, что с нами было бы, не встреть мы навов? Неужели смогли бы жить самостоятельно?» Но епископ был неглуп и подобные вопросы никогда не произносил вслух. К тому же он понимал, что вмешательство Темного Двора избавило масанов от куда более страшной катастрофы: если бы челы натравили на семью Инквизиторов, вампиры остались бы жить лишь в легендах.

Тем временем комиссар жестом подозвал официанта и негромко задал ему вопрос. Пухленький конец, ожидавший, что уважаемый клиент закажет что-нибудь или потребует счет, удивленно вытаращился на Сантьягу, и лишь повторное обращение заставило его утвердительно кивнуть.