Возвращение (СИ) - Галина Дмитриевна Гончарова
Не будет ведь он девку похищать, словно тать какой? Правда же?
— Ты бы, Устя, слишком сильно свой ум не показывала, — боярин палец важно вверх поднял, пузо выпятил. — Ни к чему он бабе...
Устя слушала, кивала покорно. Не скажешь ведь отцу, что Федор ее ума и не заметит даже, не ум его волнует... ничего, потерпит она.
— О чем тебе, Устяша, царевич написал? — видела боярыня, что дочь скоро отцу надерзит, али попросту заснет от речей его важных, и помогла.
— Царевич написал, что через два дня пригласит тебя вдовая государыня Любава. И меня с тобой. Аксинья уж и не знаю, придет ли в себя. Нехорошо, когда боярышня на лавку сесть не может.
— Вот и пусть лежит. Я ей еще ума вгоню в задние ворота, — хмыкнул боярин.
Устя подумала, что и в этом она будет виновата. Во всем.
А ей и не привыкать.
— Я царевичу отписала, что ждать буду. И шелками шить. Что благодарна за подарок его.
— Устя...
— Маменька, понимаю, что очень это быстро, но может, хоть ленту какую бусинами расшить? Этими, подаренными? Показать царевичу, что подарок его ко двору пришелся?
— Дело говоришь, дочь, — боярин кивнул одобрительно. — Дуняша, сколько там девок нужно — пусть шьют. Правильно Устя решила.
Устя сомневалась, что царевич те бусины в глаза видел. Небось, Михайле сказал, а тот и рад стараться. Да неважно это.
Боярин кашлянул.
— Ты, Устя, понимаешь, что сговору быть?
— Воля ваша, батюшка.
— Когда царевич тебя сейчас выберет, многие на наш род зуб заимеют. А коли посмотрит он и на их красавиц... опять-таки, может, кто из девок и так свое счастье устроит. Мало ли кто и кого в палатах царских приглядит?
— Понимаю, батюшка.
— Так веди себя поумнее. Сейчас я тобой доволен, не дай мне повода для разочарования.
— Да, батюшка.
— Вот и ладно, Устяша. Будь умницей, и я тобой доволен буду.
* * *
— Устя, можно?
Илья поскребся робко, в светелку вошел чуть не пригнувшись. Задело его утреннее происшествие.
— Можно, братец. Что надобно?
— Спросить. Я ж правильно понял, это с меня как порчу сняли?
— Правильно.
— А опять она прилипнуть не может?
Устя только плечами пожала.
— Думай, кому ты зло сделал, кому дорогу перешел. Тогда и ответ будет. Я этого не знаю, волхва тоже не знала.
— Ага. Устя, а если еще раз... ну тогда... как?
— Никак, Илюша. Кроме священной рощи нигде аркан не снимут. Никто не поможет.
— А в храме?
— Сходи в храм. Помолись, опять же, пост начинается, лишним не будет.
— А поможет?
— А что ты у меня спрашиваешь? Я не волхва.
Илья только глазами сверкнул. Но ругаться не стал, попробовал руками развести.
— Устя, а ежели я тебя в рощу отвезу?
— А мне туда зачем?
— Я бы тебя отвез, а ты бы спросила, как от этого защититься можно?
Устя задумалась.
Так-то и правда, хорошо бы брата уберечь. Один раз на него аркан накинули, ну и второй не за горами будет. Как поймет ведьма или колдун, что сброшена его удавка, так и повторит. Долго ли, умеючи?
А если у Ильи какая-никакая защита будет — уже легче. Он и сам себя в обиду не даст, ну и... оберег тоже поможет.
— Хорошо. Когда поедем?
— Постараюсь я побыстрее время выбрать. Сама понимаешь, тебе туда не к месту ездить, да и мне не надобно бы....
Устя понимала.
Старая вера последнее время не модная стала.
Модная!
Страх сказать, какое слово гадкое! Мода! Погремушка красивая, да пустая, из рыбьего пузыря дутая. Ни к делу не приставишь, ни к месту, разве что малыша в люльке развлекать. И то недолго.
Вот и мода... для тех, кто в колыбели еще лежит. Те, кто поумнее, уже за чем интересным тянутся.
А уж вера — и мода?
Уму непостижимо!
Вера от отцов, от дедов... и какая-то погремушка!
И ведь считаться с этим приходится. Илье — он при царе состоит. Ей — она как бы почти невеста царевича. Так что отец и мать не одобрят, а они в своих детях властны. А сидеть до свадьбы взаперти ой как не хочется. Да и нельзя.
— Хорошо, братец. Едем вместе, молчим вместе, отвечать, ежели что, тоже вместе будем. Отцу сказать не хочешь?
— Не хочу.
— Почему так?
— Помочь он ничем не сможет, равно как и матушка. А переживать будут. Ежели я сумел беду накликать, я с ней и справляться должен.
Устя на брата с новым интересом поглядела. А ведь и правда — вырос? Или... или в той жизни на него влиял аркан, не давая слишком сильно чувствовать, желать, мечтать? Могло и такое быть.
— Хорошо, брат. Справляйся, а я тебе помогу, чем смогу.
— Да сможешь уж... Устя, ты про Машку Апухтину, дочь Николки Апухтина не знаешь чего?
— Знаю. А тебе к чему?
— Отец меня на ней обженить хочет. Так что ты про нее знаешь?
Устя и задумалась.
А правда — что?
Ровно то, что с ней получилось, в той, прошлой жизни. А вот о чем она думала, чего хотела, любила брата или нет, что у нее на душе было?
Не знала.
Разве что...
— Братец, когда захочешь, я разузнать попробую. А пока могу только сказать, что она красивая.
— Красивая?
— Да. Волосы светлые, пшеничные, глаза большие, карие. Такая... при формах, — Устя показала на себе раза в два больше, чем у нее было, и заметила гримасу на лице Ильи.
Недоволен?
Или...
Минутку? А почему ей это в голову раньше не приходило?
— Илюша... ты другую любишь?
Брат замялся, и Устя поняла — угадала.
— Илюшенька, я с отцом поговорить могу! Ежели тебе кто другой по сердцу, может он и согласится? Я сейчас у него в любимицах буду... до Красной Горки, а то и потом. Хочешь? Сделаю!
Илья серьезно поглядел на сестру.
А ведь и правда — сделает.
Увидела что-то, поняла, поддержку предложила, и действительно к отцу пойдет, не побоится.
— Устя... тут ничего не сделаешь.
Устинья долго не думала. А что сложного-то? В монастыре она таких историй слышала-переслышала. От каждой второй, как не от каждой первой.
— Замужем она? Или другому обещалась?
— Замужем. Откуда ты...
— Так чего ж сложного — догадаться? Муж хоть старый?
— Молодой.
— Это хуже. А бабе чего не хватает? Ежели муж у нее молодой, так ей
