Жан-Луи Фетжен - Эльфийские хроники

На какое-то короткое мгновение их взгляды встретились. Крики зрителей неожиданно стихли, и был слышен лишь тихий гул, почти шепот.

— Ну ладно, — сказал Огьер. — Нет ничего постыдного в том, что тебя побили. Силы были не совсем равными, но ты дралась неплохо… Для девчонки.

Он поднялся, оставляя Ллиану лежать на земле.

Ллиана увидела, как он, повернувшись к командиру, сделал жест, который можно было воспринять и как приветствие, и как вызов, а затем с презрительным видом отшвырнул свою палку и неторопливо направился к тому месту, где стояли победители.

Когда Ллиана стала подниматься с земли, орки с гримасами на лицах схватили ее и оттащили в сторону — туда, где находились оставшиеся в живых побежденные. Следующих двух противников подтолкнули друг к другу. Один из тех, кто находился рядом с Кхуком и внимательно смотрел за поединком Ллианы с Огьером, не проявил ни малейшего интереса к следующему поединку. Это был не орк и не гоблин, а какое-то хрупкое существо, облаченное в темный балахон, широкий капюшон которого почти полностью скрывал его лицо. Привстав и проследив взглядом за тем, как Ллиану отвели к толпе проигравших в схватке, он снова уселся в тени возле Кхука.

Зима заканчивалась. Дождь мало-помалу заставлял растаять толстый слой снега, покрывавшего поля, и превращал местность вокруг Лота в огромное море серой грязи. Уже невозможно было найти сухой древесины, и если кто-то разжигал костер, чтобы согреться, ему приходилось мириться с исходящим от этого костра едким дымом, который щипал глаза и вызывал першение в горле.

Настроение принца Пеллегуна вполне соответствовало погоде. Вот уже несколько недель при дворе короля Кера, его отца, все выглядело так, как будто был объявлен траур. Разговаривали лишь вполголоса, каждый старался проводить побольше времени в своих личных покоях, по коридорам редко кто ходил, и даже от кухонь уже не исходил их прежний обычный запах. На главном дворе уже не раздавался шум, ассоциируемый с войском: не цокали копыта боевых коней и не топали сапоги солдат. Бело-голубые штандарты королевского дома, отяжелевшие от пропитавшей их дождевой воды, уныло свисали с шестов. Стражники со своих сторожевых вышек напряженно всматривались в горизонт с таким видом, как будто боялись, что он вот-вот вспыхнет огнем. Все удрученно ждали начала войны, однако слухи о ней пока ничем не подтверждались, если не считать докладов из отдаленных крепостей, в которых сообщалось о вражеских отрядах, якобы увиденных какими-то торговцами, о странных столбах дыма на горизонте и о ходящих среди местного населения слухах. Поговаривали, что подати перестали поступать, что торговля сократилась до минимума и что бароны отказываются отправлять своих людей служить в войске короля, обосновывая это, само собой разумеется, тем, что на границах их владений ходят-бродят какие-то подозрительные отряды. Но это все было вранье. И проявление малодушия. Ничего серьезного в действительности не происходило ни возле столицы, на на всей территории от Лота до Пограничной области, находящейся на севере королевства. Принц был готов поспорить об этом на свою жизнь. Огромная равнина на севере королевства опустела только потому, что населявших ее жителей охватил страх после того, как был сожжен дотла какой-то захолустный городок, и потому, что почти полностью погиб отряд, отправленный на выручку этому городку…

Пеллегун знал лучше, чем кто бы то ни было, что на королевство действительно напали монстры и что это их нападение было мощным и ужасным: оно чем-то напоминало внезапный морской прилив, сметающий портовые постройки. Однако эта гигантская волна отхлынула назад — как уже бывало в прошлом много-много раз. В архивах королевства хранилось немало сведений о набегах орков на Пограничную область, происходивших еще с незапамятных времен. Эти набеги каждый раз были связаны с различными ужасами, пожарами, насилием, массовыми убийствами. Однако теперь Пеллегуну казалось, что жить здесь, в столице, за крепкими крепостными стенами, за много льё от места недавних кровавых событий, — это самая худшая трусость.

Осмелившись высказать королю свое мнение относительно того, что он думает об этом пассивном ожидании, Пеллегун впал в немилость. Открыто ему об этом, конечно же, ничего не сказали, но под предлогом того, что он был ранен, его отстранили от командования солдатами и поручили ему организовывать какую-то канцелярскую работу — бесполезную и запутанную. Его завалили пергаментами, печатями, прошениями, поступающими из городов и деревень… А еще его всячески восхваляли. Вечером, когда он наконец-таки избавлялся от унылой толпы клерков, являвшихся теперь его «войском», он топил свою тоску в вине, пьянствуя в компании хвастливых и глупых пижонов, играл в азартные игры и приставал к распутным женщинам. И мучился при этом от тоски — и днем, и ночью.

В такой ситуации для него стало приятным развлечением общение с отцом Бедвином, капелланом короля.

Как истинный церковник этот человек являл собой воплощение показной серьезности и ложной скромности, которые очень сильно раздражали принца. Однако Бедвин был человеком образованным, отнюдь не был глупцом, а потому быстро сообразил, что, когда он разговаривает с принцем с глазу на глаз, вести себя в подобной манере неуместно. Если бы ему выпала честь родиться в знатной семье первым, то он стал бы рыцарем. Бедвин же был младшим сыном в этой семье. Вера в Бога была для него чем-то условным, и он считал ее, как он сам признавался Пеллегуну во время своих бесед с ним, лишь инструментом власти. Власть Бога распространялась все шире и шире — как при содействии короля, так и без него, — и скоро, по мнению Бедвина, должна была стать чем-то таким, с чем монархам придется считаться. Во всех его таких заявлениях, несомненно, чувствовались бахвальство, надменность и жажда признания, однако Пеллегун понимал, что с таким вот человеком он вполне может находить общий язык. Им нужно было всего лишь оказывать другу другу почести, которых каждый из них для себя жаждал.

Внимание принца притягивали к Бедвину не только двуличие и амбиции этого человека, но и его недомолвки: неожиданные высказывания, обрывки фраз, намеки, двусмысленные шуточки…

— Как жаль, что король не тратит столько времени, сколько тратите вы, Ваше Высочество, на то, чтобы внимать слову Божьему…

— А вы что, святой отец, в данный момент являетесь Богом?

— Вы насмехаетесь надо мной, Ваше Высочество… Но поняли-то вы меня правильно. Мне очень нравятся наши с вами разговоры, и епископ, с которым я частенько откровенничаю, уверяет вас в своих добрых чувствах к вам и в своей поддержке…