Вольфганг Хольбайн - Возвращение колдуна

Они были безобидными созданиями, такими себе пасынками природы, отвратительными на вид маленькими чудовищами, которые никому не могли причинить вреда, и уничтожались сразу же, как только попадались людям на глаза. Каприз природы, неспособный долго прожить в беспощадной эволюционной борьбе.

Но только до определенного момента.

Мужчина, приехавший в наемном экипаже, отпустил его, не доезжая до того места, чтобы пройти последнюю пару сотен шагов пешком. Когда пассажир расплатился с кучером десятифунтовой банкнотой и развернулся, не ожидая сдачи, тот бросил ему вслед недоуменный взгляд и сразу же уехал. Признаться, извозчик очень обрадовался возможности покинуть общество этого странного, молчаливого мужчины, от которого исходила неясная угроза, таившая в себе нечто зловещее и опасное.

Никто не обратил внимания на незнакомца, который незаметно передвигался среди руин, словно искал что-то такое, о чем он сам знал недостаточно, но сразу бы догадался, как только нашел это.

Наконец незнакомец зашел в пустовавший дом и, тщательно осмотрев все комнаты, добрался до угла под провалившейся крышей. Когда он обнаружил сосредоточившуюся в клубке моль, его поиски прекратились. После этого мужчина замер и несколько часов простоял как статуя, так что со стороны казалось, будто он сам превратился в часть пыльного, разрушенного временем строения.

Однако все это время он не бездействовал.

Что-то происходило с этими маленькими серыми насекомыми. Они, естественно, ничего не чувствовали, поскольку обладали примитивной нервной системой, не позволяющей осознавать этих перемен. Но когда процесс преобразования завершился, невзрачные мотыльки больше не были крохотными безобидными вредителями.

Они стали убийцами.

Незнакомец ушел еще до того, как солнце скрылось за горизонтом, но моль не обратила на него никакого внимания, поскольку он относился к миру, который для примитивных маленьких насекомых навсегда остался странным, чужим и непонятным. Когда необычный гость придет сюда снова — в этот вечер и на следующий день, — они его не заметят, потому что для мотыльков ничего не изменилось. Мир остался таким же, как и всегда: большим, непонятным и полным опасности и добычи.

И вот они стали совсем другими…

На следующий день, как только вечерний полумрак окутал забытый всеми городской район, целое облако крохотных отвратительных мотыльков вылетело из дома в поисках добычи. Внезапно от основного роя отделилась небольшая часть насекомых, которая направилась в сторону западной части города.

С ними летела смерть.

Вместе с опустившимися на дом сумерками наступила глубокая тишина. Темнота всегда действовала на меня угнетающе, а в сочетании с тишиной, которая делала комнату похожей на каменный мавзолей, она и вовсе вызывала самые неприятные ощущения.

Я упрекал себя за свое поведение во время беседы с Говардом. Покинув библиотеку, он пошел в свою комнату, и с тех пор я его не видел. Он не спустился даже к ужину. Чарльз, мой новый мажордом, а также кучер и помощник в кухне в одном лице (я еще не успел нанять всю прислугу), несколько раз стучался к нему в дверь, но Говард так и не откликнулся.

Теперь наступила моя очередь, и я, простояв под дверью небольшой комнаты для гостей, которую занимали Говард и Рольф, уже довольно долго — пять, а может, и десять минут, — никак не мог решиться постучать.

После того как Говард ушел, до меня наконец дошло, насколько сильно обидели его мои слова. И если Говард не мой друг, то тогда слово «дружба» вообще ничего не значит. Ради моего спасения он рисковал жизнью не один раз. Если бы Говарду не было до меня дела, он вел бы себя как незнакомец, с которым нас ничего не связывало, кроме того обстоятельства, что я случайно оказался незаконнорожденным сыном его погибшего друга. Наверняка он до сих пор сидел бы в своем маленьком пансионе на севере Лондона и был законопослушным гражданином.

Однако он этого не сделал, а принял меня с распростертыми объятиями, как сына. Он поменял свою спокойную, размеренную жизнь замкнутого одинокого человека на жизнь, полную риска, неожиданных перемен и опасности. Возможно, раньше над ним потешались, но зато никто не желал ему ничего плохого и не подвергал серьезным испытаниям.

И за это я отблагодарил старину Говарда недоверием и подозрительностью! Какой же я идиот!

Наконец решившись, я протянул руку к двери и постучал. Естественно, как я и предполагал, никакого ответа не последовало. Я постучал еще раз, немного подождал и положил руку на дверную ручку.

Она повернулась и неожиданно отломалась.

Ошеломленный, я уставился на оцинкованный кусок металла, зажатый в моей руке. Вся его поверхность была в пятнах и трещинах, а из отломавшегося стержня тонкой струйкой сыпалась коричневая ржавчина, напоминавшая сухую кровь. Дверная ручка выглядела так, как будто она целое столетие пролежала в сырой земле. Я испугался от одной этой мысли, и в тот же миг дверь резко распахнулась и из нее выглянул Говард.

В полутьме коридора я не мог разглядеть его лицо, но голос показался мне холодным и подчеркнуто сдержанным.

— Почему бы тебе не зайти, вместо того чтобы портить дверь? — спросил он.

Нервно покусывая губы, я улыбнулся и прошел мимо него в комнату. Отломанную ручку я продолжал вертеть в руках.

Говард захлопнул за собой дверь, но намеренно не закрыл ее на замок. Ручка с внутренней стороны тоже отвалилась. И если бы замок защелкнулся, у нас возникли бы большие трудности при выходе из комнаты.

— Зачем ты это сделал? — спросил Говард. — Тебе больше не нравится твой дом?

Несмотря на шутливый тон, его голос прозвучал неестественно, а лицо осталось бесстрастным.

— Я… не понимаю, — пробормотал я. — Я всего лишь дотронулся до ручки, даже не напирая на нее.

— Это старый дом, — спокойно сказал Говард, пожимая плечами. — Возможно, тебе нужно обратиться в какую-нибудь строительную компанию, чтобы подлатать тут все и навести порядок. — Он замолчал и, чуть помедлив, вежливо осведомился. — Чем обязан?

Я посмотрел на него, положил отломанную дверную ручку на полку камина и опустил глаза.

— Извиниться, — решительно произнес я. — Все, что я сказал в библиотеке, было глупо с моей стороны. Мне очень жаль.

Говард сдержанно кивнул.

— Я верю тебе, Роберт. Не принимай слишком близко к сердцу. Я ведь тоже не очень умно повел себя. — Неожиданно его лицо осветила улыбка, и на этот раз она была настоящей. — В принципе, Роберт, это моя вина: довольно глупо таскать с собой фальшивый паспорт. Ведь документ может попасть в чужие руки — и тогда проблем не оберешься. Я должен быть благодарен тебе, вместо того чтобы нападать и злиться…