Е. Кочешкова - Зумана

Пока ждали Хиргиного выздоровления, шаман успел изучить выбор оружия во всех лавках города, включая пару шумных и грязных рынков. Результатом этого стал вполне приличный, недорогой, но справный меч для мальчишки. Сам же Шут успевал совсем другое. Коль уж выдалась такая замечательная передышка, они с Элеей не упустили возможности узнать друг друга еще чуть-чуть получше…

Так что настроение у Шута было самое радужное. Во-первых, наследник становился все ближе, словно бы его везли аккурат в сторону моря и Золотой. Во-вторых, Шут понял теперь, что означало странное предсказание Кайзы во время посвящения у чудесного источника. Тогда шаман обмолвился, что руки Шута станут его судьбой. Но в тот момент ничего умней, чем мысли о жонглировании в голову тому не пришли… И только происшествие с Хиргой все расставило на свои места.

«Ведь я могу стать лекарем, — размышлял Шут. — Почему бы и нет? Это, конечно не добавит мне знатности, но всяко лучше, чем развлекать господ… Напрошусь к Ваэлье в подмастерья, помаленьку научусь всем, что знает она. Покажу, что сам умею…» — Шут хорошо помнил, как год назад его исцелила Нар. Всего лишь прикосновением. Точно так же, как вышло и с Хиргой. Шут сам не ожидал от себя таких сюрпризов. Понимание, что надо делать, пришло откуда-то извне.

А мальчишка после всего случившегося проникся к Шуту совершенно безграничным восхищением и безоглядной любовью. Не иначе как Элея ему в деталях рассказала о «чудесном исцелении»… Потому что Кайзе этой любви в таком количестве не перепало. На Шута же Хирга смотрел почти как на божество, пока тот не рассердился окончательно и не пообещал выдрать «сопливого романтика». Было это так нехарактерно для господина Патрика, что оруженосец разом уяснил необходимость пригасить немного свой пыл.

В первые дни мальчишка ходил малость скрючившись — берег свое попорченное нутро, но к концу вынужденного отдыха поправился настолько, что всерьез надумал затащить поварихину дочку на сеновал. Узнав о таких его помыслах, Кайза сразу сказал, мол, дольше оставаться в этой дыре, именуемой городом, смысла нет. Удар половником по прочной черепушке оруженосца в расчет принят не был. Равно как и его вдохновенные заверения, что это судьба. «Хвост не отрос», — заявил Хирге шаман и велел собирать вещи.

Надо сказать, зареванная кухарочка улизнула-таки от мамаши и, не смотря на внушительных размеров красный отпечаток ладони через всю ее симпатичную мордашку, прибежала попрощаться со своим несостоявшимся женихом. Даже подарила ему что-то напоследок.

За городом Шут надолго замер в седле неподвижно, слушал свои ощущения.

— В Золотую, — решил он, наконец, и радостно улыбнулся своим спутникам. Искренне надеясь при этом, что никто не заметил тревоги в глубине его глаз: приближение ребенка к портовому городу вовсе не было такой уж хорошей новостью. Если принца успеют спровадить на какой-нибудь корабль — искать его станет ой как не просто… Но сейчас об этом говорить не стоило.

6

Издалека увидев точеные башенки Солнечного Чертога, Шут испытал такую безудержную радость, какой и сам от себя не ожидал. То была радость возвращения. Возвращения домой… Прежде он хоть и догадывался, но не осознавал до конца, как сильно ему не хватало этих грязных улиц, провонявших рыбой причалов, родного говора и дребезга раззолоченных карет по булыжным мостовым… Едва только вся эта суматошная жизнь приняла путников в свои объятия, как сердце у Шута забилось чаще, а в голове сами собой начали складываться какие-то смешные куплеты, которые наверняка понравились бы Руальду.

Хирга, судя по всему, полностью разделял Шутову радость. Весело насвистывал и стрелял глазами по сторонам. Он уже совсем оправился от недавней раны и, казалось, даже мрачных воспоминаний не сохранил о встрече с обитателями подворотен. Все мысли мальчишки были заняты курносой кухаркиной дочкой, прощальный подарок которой — румяные пирожки — пришлись Шуту весьма по вкусу.

Кайза же напротив, едва въехали в город, стал хмурым и ощетиненным, как дикий зверь, которого посадили посреди шумной рыночной площади. Каменное выражение его точеного ветрами лица явственно говорило: «Как можно жить в таком отвратительном месте?!».

Зато по лицу Элеи вообще нельзя было понять, о чем она думает. Принцесса надела свою лучшую маску из числа скрывающих всякие эмоции. Впрочем, Шуту теперь не было нужды смотреть в лицо любимой, чтобы почувствовать ее настроение. Он знал всегда, хорошо ей или плохо, задумчива она или смешлива. Для рождения этой внутренней связи не понадобились ни недель «вслушивания», как это было с Руальдом, ни уж подавно помощи Кайзиных духов… Все произошло само собой после первой же ночи. И Шуту теперь казалось странным, что он мог не чувствовать Элею раньше. Действительно для этого надо было прикинуться по меньшей мере слепоглухонемым…

А в Золотой… пожалуй, Шут уверенно мог бы сказать, что Элея боялась. И не удивительно. Мало ли — вдруг кто узнает в запыленной усталой всаднице бывшую королеву Закатного Края. В таком виде… Да в такой компании… Ужас, ужас, что ни говори.

Но еще сильней Шут чувствовал мальчика.

Маленького человечка, которому предстояло стать королем Закатного Края.

Шуту не было известно, где именно находится младенец, но он знал точно — не в Золотой. Пока не в Золотой.

Они успели. Выиграли несколько часов, а то и дней. И этого было вполне достаточно, чтобы отыскать хороший постоялый двор, отдохнуть и привести себя в порядок.

— Куда мы едем, Пат? — спросила Элея, делая вид, будто вовсе не пытается заслонить свое лицо капюшоном.

— Да есть тут одно местечко, — ответил Шут, выглядывая в толпе фигуру, которая показалась ему знакомой. Но улица была слишком людной и женщина уже скрылась в водовороте городской суеты. — «Бешеной собакой» называют. Нет, — улыбнулся он, увидев, как нахмурилась Элея, — не бойся, это не портовая таверна. Гораздо интересней.

Завсегдатаями «Бешеной собаки» были артисты. Бродячие кукольники, жонглеры, комедианты. А также разные другие неприкаянные личности из творящей братии — попивающие художники, вполне состоявшиеся или непризнанные поэты-сказители, танцоры и просто всякий околоартистический сброд. Служанка Мила в таком месте, пожалуй, быстро лишилась бы уверенности, а заодно — обернись она в самом деле девицей — и невинности. Нравы в «Собаке» были простые, а постояльцы на редкость обаятельные. Как говаривал сам хозяин заведения «если вам дорога ваша честь, не позволяйте этим проходимцам даже присаживаться с вами за один стол». Чего уж там… прецеденты имелись.