Лабиринт кривых отражений - Светлана Алексеевна Кузнецова
Само помещение было не особенно просторным, примерно тридцать квадратных метров, не более. Однако из мебели в нем оказался лишь длинный стол с несколькими придвинутыми к нему креслами, потому места казалось вдосталь. По периметру располагались огромные аркообразные окна-двери, выводящие в сад. Во всяком случае, Женька не сомневалась, что в хорошую погоду их можно раскрыть настежь, и тогда комната превратится в подобие беседки. Между окнами-дверьми висели светильники, светящие не столь ярко, чтобы слепить глаза, но и не тускло. При таком освещении вполне удалось бы читать или писать, не рискуя испортить зрение. Высокий потолок чуть подавался вверх, образуя конусообразный купол. В середине его венчала люстра, сейчас погашенная. По-хорошему, обстановка комнаты и темный сад, примыкавший к ней, должны были бы выглядеть уютно, но Женьке оставалось не по себе.
— Чудно, — произнес Лео.
В отличие от Женьки, некромант явно знал и понимал больше, а главное не паниковал.
— Ты запер меня, я — тебя, — довольно проговорил Сестрий. — Предлагаю отужинать, хотя тебе, Лео, вроде и ни к чему.
Он указал на длиннющий стол, сервированный на роту солдат, никак не меньше. Тарелки с золочеными ободками, высокие бокалы. Супницы и салатницы. Абсолютно пустые, сверкающие чистотой и золоченым блеском.
— Впрочем, еды-то у меня и нет, — словно только теперь заметил хозяин. — И слуг нет, — в его голосе появилась обида. — По твоей, друг мой, вине.
— А ты полагал, будешь жить в свое удовольствие, — Лео не спрашивал, утверждал. — Думал, приговор — пустое сотрясание воздуха. И мое обещание — тоже.
— Отчего же? — зло проговорил Сестрий. — Я знаю: слов на ветер ты не бросаешь.
— В таком случае, должен понимать, что не выйдешь отсюда при любом раскладе.
Светлый маг очень нехорошо сощурился. Женьке показалось, он готов рассказать уже придуманный план по освобождению. Однако Сестрий то ли вовремя прикусил язык, то ли решил далее углубиться в тему несправедливости в отношении себя.
— Приговор приговором, но обрекать меня на голодную смерть — это уж слишком, — заявил он.
— А заманивать в ловушку и убивать средствами иного мира — то, что надо, — в тон ему произнес Лео. — К тому же не поверю, будто на кухне не осталось ничего съестного.
— Ты не оставил мне выбора! — отмахнулся Сестрий. — Сам, дурак, виноват.
— Неужели? — Лео криво усмехнулся. — Множество светлых живут, соблюдая законы королевства, занимаются своими делами, не пытаются свергнуть короля и перекроить власть под себя. У тебя всю жизнь был выбор, Сестрий. Ты мог остановиться множество раз, более того, тебя множество же раз не наказывали, спускали сотрудничество с врагами государства. Чего ты добивался? Решил стать патриархом у нас, в королевстве? Решил, в империи ты никогда своим не будешь, но зато здесь дослужишься до наместника?
Сестрий ударил кулаком по столешнице. Посуда протестующее зазвенела.
— Если бы переворот удался, тебе могла бы светить лишь должность в каком-нибудь надзоре над гражданами, — продолжил Лео. — Только там твои знания могли пригодиться. Что же касается наместников и прочих высоких начальников, то в империи нашлись бы претенденты на эти должности.
— У меня, по крайней мере, есть ради чего жить! Великая мечта, которая в связи с переселением основных конкурентов обретет реальность, — провозгласил (уж слишком много высокопарности и пафоса звучало в интонациях) Сестрий.
— Было ради чего жить, — поправил Лео. — Так себе мечта, как по мне: добиться власти любым путем, включая ложь, предательство, убийство.
— Тебе не понять! Ты всю жизнь положил на малозначащую возню!
Лео пожал плечами.
— Возможно. Что для тебя спасение десятков, сотен или даже тысяч жизней простых людей? Или уничтожение нескольких маньяков? Или обезглавливание зарождающихся заговоров…
— Ничто! Если ты продолжаешь жить в далеко не роскошном особняке, вечно переезжаешь с места на место и не имеешь ни славы, ни почестей, — заявил Сестрий и победно глянул на Женьку.
Думал, она оценит этот пассаж.
«Редкостный идиотизм», — подумала она.
— Я ни в чем не нуждаюсь и не нуждался, — заметил Лео и прибавил: — В отличие от тебя.
— Собачья работа да скучная никчемная жизнь! Что такое эти спасенные жизни в рамках даже половины столетия?! Подумаешь, не дал тварям выжрать жителей нескольких кварталов, примыкавших к месту памяти. Чем эти обыватели — тупые, мелочные, склочные, плохо образованные — важны?
— Может, тем, что они не такие уж тупые, как ты думаешь, немелочные и далеко не склочные? — поинтересовался Лео. — А главное, живые, думающие, чувствующие и осознающие себя.
— Мне без разницы.
— Тех, кто верит, будто жизнь — единственная и прожить ее нужно для себя, почему-то часто заносит в сторону полнейшего безразличия к окружающим и паразитизма на них, — заметил Лео.
— А вы вечно ходите по кругу из рождений и смертей. Самим не надоело?! Смысл в чем? В самопознании?
— Саморазвитии.
Кай когда-то сказал Женьке то же самое.
— А толку? — поинтересовался Сестрий.
— Уничтожение самого настоящего зла, — ответил Лео. — Чтобы тех, кто получает наслаждение от чужой боли, рождалось меньше. Чтобы практически исключить рождение тех, кто ради осуществления собственных желаний жертвует другими.
— Глупость, — подытожил Сестрий. — Однако не стоять же столбами и дальше? Присаживайтесь.
Кто победил в споре, осталось неясным. Впрочем, кто сказал, будто обязательно найдется тот, кто одержит верх? Консенсуса или истины тоже не могло здесь родиться. Существовала, пожалуй, единственная причина для возникновения прений — Женька. Ее пытались убедить занять одну из сторон. А вот почему ее благосклонность была так важна, сама она не понимала. Магия, наследие… — такое объяснение попахивало безумием, даже если и являлось верным, а потому никак здравым не воспринималось. Все казалось, существует еще что-то, какой-то выбор, который она должна совершить.
— Присядем, — согласился Лео, и Сестрий сделал попытку подскочить к Женьке.
Уже руку протянул, чтобы ухватить. Да только она вовремя среагировала на движение. Да и мудрено было этого не сделать: у Женьки этот выпад проассоциировался с броском змеи. Потому отскочила она
