Юрий Никитин - Уши в трубочку

Торкесса прощебетала:

– Ничего, мы не суеверные! Зато особнячок такой милый, такой милый… Я давно о таком мечтала.

На улицу мы вышли уже с документами на право владения. Туман все тот же, я начал догадываться, что это не туман вовсе, это просто Англия, у нее всегда так. Ну как у нас, скажем, всегда преступный режим, на Марсе каналы, а на Луне кратеры, так вот здесь эти туманы, ставшие уже не туманами, а привычной атмосферой, а коренные англичане начинают отращивать жабры.

На ближайшей стоянке мы арендовали просторную ауди, я получил ключи, и через десять минут уже неслись по просторной провинциальной автодороге. Я посматривал на солнце, высчитывал по карте, не проще ли заночевать, а выехать утром, но торкесса взмолилась:

– Поехали!.. Ну, поехали же!

Я буркнул:

– А если не успеем добраться до темноты?..

– Заночуем в автомобиле, – решительно сказала она. – Дорогой, я постараюсь скрасить тебе сон… если ты, конечно, сумеешь заснуть, свинья!

– Ну да, ну да, – ответил я саркастически. – Во время ночевки дашь мне возможность удовлетворить все мои сексуальные фантазии.

Она просияла:

– Вот именно, дорогой! Наконец-то я тебя расколола!

– До самой задницы, – согласился. – Твое кодовое имя не Черная Вдова?

Она удивилась:

– У нас нет кодовых имен!

– Тогда ник?.. Псевдик?.. Партийная кличка?.. Или просто принадлежишь к виду безымянных черных вдов? Она насторожилась:

– А что это хоть такое?

Я раскрыл рот, чтобы ответить, но наткнулся на ее честнейший взгляд, махнул рукой:

– Ладно, забудь. Просто черные вдовы тоже дают возможность удовлетворить все сексуальные фантазии… Сперва. Поначалу. Ладно, поехали. Но если где-то застрянем в дороге, то…

– Дорогой, ты не пожалеешь!

– Верю, – ответил я. – Если из ночных кустов выпрыгнет чудище, я отдам ему тебя. Это будет справедливо, не так ли? И вполне в духе современных веяний типа: спасайся, кто как и за сколько может.

Мы мчались с некоторой осторожностью, но копов вроде бы здесь на дорогах не расставлено, джентльменам верят на слово, ну тут мне и пошла карта, я сперва выжал сто пятьдесят, потом сто семьдесят, а когда обнаружил, что машина способна дать двести, то стал ломать голову, будучи славянином, как на этой заморской заразе хрякнуть хотя бы двести двадцать.

Бензина пока хватало, но я не знал, как далеко следующая бензоколонка, решил подстраховаться, заметив впереди знакомый знак, однако увидел также, как скудное солнце блестит на металлически округлых, как муравьиные панцири, бачках мощных мотоциклов, их не меньше дюжины. Могучего сложения байкеры пьют пиво и курят возле таблички «Курить строго запрещено, бензин!». С ними три девицы, жилетки наброшены на голое тело, короткие кожаные шортики едва прикрывают ягодицы, хорошенькие мордочки наглые и гордые, ведь у них двенадцать парней, по четыре на каждую, в то время так иные красотки не могут похвастаться даже одним.

Я добавил газу, пронесся мимо. Байкеры засвистели, девицы насмешливо заулюлюкали, одна очень ловко швырнула в машину банан, доказывая свою древнейшую родословную. Я угрюмо смолчал, мы, мужчины, произошли от медведей, нам не пристало, не пристало…

Торкесса разъяренно цокотала, как белка, вертелась, возмущалась. Я гнал молча. С одной стороны вскоре начала мелькать высокая каменная стена, с другой потянулся бесконечный обрыв. Дорога над самым краем, но, к счастью, засыпающих водителей от падения в бездну оберегает высокий, мне до пояса, гранитный забор, армированный металлическими штырями в мою руку толщиной.

Торкесса озабоченно указала на дорогу, что вилась далеко внизу. Отсюда она кажется совсем крохотной.

– Дорогой, разве не там главная дорога?

– Почему так решила?

– Там едет танк…

– Это в России главная дорога та, – пояснил я, – по которой прет танк. А мы сейчас в немножко отсталом обществе… Мы, умные, делаем машины под наши дороги, а здесь, дураки, делают дороги под свои машины. Видишь, как едем? Не качнет, заснуть можно.

– А я слышала, – проворковала она, – что в России три беды – дороги, дураки и дураки, показывающие дорогу…

– Глупость, – возразил я. – В России только две беды – дураки и дороги. В Америке одна. А дороги у них хорошие.

– А у вас?

– У нас тоже становятся все лучше и лучше, – отрезал я. – Танки уже не застревают!

Скала постепенно понижалась, пока не сменилась ровным английским лугом с зеленой, почти синтетической травкой. Я крутнул руль, машина удивилась, но послушно съехала с асфальта и покатила по траве.

Торкесса спросила встревожено:

– Дорогой, что-то случилось?

– Срежем угол, – объяснил я с оптимизмом. – Мы же люди, а не роботы. Или какие-нибудь там отсталые с Бетельгейзе!

– Сколько раз тебе говорить, что я не с Бетельгейзе?

– А я разве тебя имел в виду? Я про отсталых.

Она помолчала, дулась, буркнула нехотя:

– Но здесь нет дороги!

– Есть, – сказал я и объяснил для доступности: – Я уже говорил, дорогой русский человек называет то место, где собирается проехать. Так что под нами самая что ни есть дорога.

Она ахнула, впереди показался цветник. Я пустил напрямик, машина сильно накренилась, но я удержал. Впереди быстро приближается широкая асфальтовая лента, грязь и ошметки цветов летят нам на крышу. Машина на большой скорости съехала на дорогу, я успел повернуть руль, чтобы не врезалась в ограждение, и мы понеслись, как добропорядочные жители Запада, разве что в забрызганной соком раздавленных цветов машине.

– Вот видишь, – сказал я бодро, – полчаса сэкономили!

Она сверилась с картой, воскликнула:

– Больше! Почти час!

Я победно улыбнулся. Некоторое время мы неслись, слыша только свист встречного ветра, потом я ругнулся, бешено крутанул руль, машину занесло на большой скорости, но я успел свернуть на боковую дорожку. Торкесса вскрикнула шокировано:

– У тебя что, руки трясутся?.. Нам же прямо!

– Ага, – ответил я нервно, – погляди, что там впереди!

Она посмотрела, безукоризненно ровное, как стрела, и широкое шоссе уходит вдаль, исчезает за горизонтом. Ни ямы, ни выбоины, это осталось на пермских дорогах советской эпохи, а здесь все под линейку.

– И что?

Я молча указал на едва заметное отсюда высокое здание. Оно красиво и гордо высится на холме, слегка окруженное лесом. Красивое, гордое и несколько таинственное, но не отпугивающе-таинственное, а как бы зазывающее. Ну как росянка зазывает мух и комариков сладким запахом.