Юрий Никитин - Уши в трубочку

– Если бы это был конь! Все только принимают за коня, потому не обращают внимания. А вот здесь и здесь, взгляни… И этот выступ? Это характерно только для рекла. У земных лошадей такого нет. Но всяк, взглянув издали, больше уже не смотрит.

По мне, так этот череп больше походил на тот, из которого вылезла змея и укусила князя Олега за пятку, «отчего тот умре», хотя не понимаю, как ухитрилась прокусить подошву, таких кусачих змей нет даже в Амазонке…

– Да ладно тебе, – сказал я. – Кто это был?

– Самые жестокие… самые умелые… самые лучшие воины-захватчики…

– Понятно, – прервал я. – Сама видишь, что с ними случилось, когда высадились на моей планете. Одних перебили каменными топорами, другим подпилили зубы и превратили в лошадей. Только и делов! Кто с салом к нам придет, тот по своему алейхему и получит.

Она выглядела непонимающей, я сжалился, пояснил:

– Кто с чем к нам зачем, тот от того и – того. Теперь все понятно?

Она отчаянно помотала головой. Я махнул рукой, что с деревни возьмешь. Сказано, Бетельгейзе.

Солнце двигается по небу с такой скоростью, что за ним огненный дымящийся след. Не успели и ухом моргнуть, как весь запад окрасился в багровые цвета. Облака вспыхнули пурпуром, а край земли заискрился кумачовым цветом, то ли митинг вампиловцев, то ли половцы подожгли горящими стрелами крыши мирных, очень мирных и невинных полян.

Огромный багровый шар, распухший, как сердце гипертоника, сполз к горизонту, тот зримо продавился под немалой тяжестью раскаленного слитка металла, а шар соскользнул на ту сторону. Облака вспыхнули еще ярче, подсвеченные снизу. Я судорожно оглядывался по сторонам. Над машиной пролетела большая птица, знакомо каркая, но я-то знаю, что это за птица, меня перьями не обманешь, да хоть в чешуе, что всего лишь бывшие перья, я перевел дыхание и сказал как можно спокойнее дрожащим голосом:

– Вон там, кажется, деревушка…

– Ты хочешь в отеле? – спросила торкесса. – Сразу заказывай постель пошире!.. Я тебе такие штуки покажу, чтобы ты удовлетворил все свои сексуальные фантазии, даже самые необузданные и дикие…

Я посмотрел с растущим подозрением. Что-то за этим кроется. Не станет даже самая раскрепощенная вот так навязываться. Тем более такая красотка, ей прямо сейчас на обложку любого журнала – сразу тираж вырастет на порядок.

– В деревнях отелей не бывает, – сообщил я.

Деревушка простая, мирная, типично английская, с аккуратно подстриженной зеленой травой, цветущими газонами. У крайнего дома на завалинке очень пожилой джентльмен, ухоженные седые бакенбарды выдают в нем бывшего дворецкого, теперь заслуженного пенсионера, цилиндр на голове сидит ровно, не сдвигаясь по-блатному на лоб, не сползая по-вэдэвэшному на ухо и не съезжая по-шахтерски на затылок.

– Добрый вечер, сэр, – сказал я, – не скажете ли, могу я здесь раздобыть бензина?

Он вежливо поклонился, не вставая.

– Ближайшая бензоколонка в двухстах милях, сэр. Но утром можете купить бензина у нашего лавочника, у него своя цистерна.

– А сейчас нельзя?

Он вытащил из жилетного кармана часы-луковицу, щелкнула крышка. Я услышал затейливую мелодию, наконец дворецкий покачал головой:

– Сожалею, сэр. Уже десять вечера, а после шести лавочник уходит играть в бридж. Традиция, сэр!

– Понимаю, – ответил я, в то время как торкесса хлопала ресницами, дурочка еще не понимает, какую власть имеют традиции. – Тогда не подскажете, где нам остановиться на ночь? Боюсь, что у нас бензина не хватит на дорогу.

Он начал медленно подниматься, пошел сильнейший треск, словно великаны ломали сухие деревья, суставы щелкали, стреляли, издавали звуки, словно на Темзе ломало лед, но все же бывший дворецкий выпрямился, взор строг и чист:

– Эта леди ваша жена?

Я хотел было сказать, что «да», но в этих патриархальных краях проверят не только паспорта, но и заставят клясться в церкви, хотя для меня принести ложную клятву в католической церкви, что два байта переслать – у них не такой Иисус Христос, как у нас, православных, у нас круче, хоть и проще, у них вообще не Иисус Христос, а фигня какая-то, а вот наш русский настоящий, подлинный, а тому же не еврей, а караим, а то и вообще скиф, что уже почти доказано.

– Нет, – ответил я ликующе, но стараясь, чтобы это выглядело, как будто я вздохнул с глубоким, прямо-таки бездонным сожалением, – увы, батюшка, нет…

Нас развели не только в разные комнаты или разные дома, но даже в разные края деревни. Торкесса ярилась, зло сверкала глазками, но я с лицемерными вздохами сообщил, что таковы правила этого мира, под одной крышей я могу покуситься на ее невинность и даже попытаться – о ужас! – обесчестить ее светлое непорочное имя. А заодно и ее тоже. Обесчестить. Как именно, даже объяснять не буду, это настолько непристойно, что порядочная молодая леди даже представить не может. В этой деревушке живут порядочные люди, им не стану объяснять, что всяких лядей повидал, в женский монастырь со своим усталым не ходят… тьфу, в чужой монастырь… монастырь?.. Это такое культбеспросветучилище…

Наконец гостеприимные, но бдительные хозяева закрыли перед моим носом дверь. Я потащился обратно, мне указали постель, я рухнул, как спиленный дуб, погрузился в глубокий сон, полный причудливых видений… Да, весьма причудливых, хотя были и такие, что повторяются регулярно. Говорят, годам к сорока такие сны прекратятся, а пока что не знаю даже, хорошо это будет или плохо…

Рано утром сын хозяина, расторопный молодой парень, чисто по-русски вытирая замасленные руки тряпкой, сказал с по-американски широкой смайлой на конопатом ирландском фэйсе:

– Бензобак пробит… Как вы еще ухитрились добраться, чудо. Вам придется заваривать.

– Лучше машине, – предложил я. – Мне не надо, а сам не умею. Беретесь?

Он подумал, вытер тряпкой взмокший лоб, посмотрел на солнце, карабкается к зениту.

– Надеюсь за сегодня успеть.

– Так долго?

Он сдвинул плечами:

– Не могу же вот так с горелкой? Сперва промоем от остатков бензина, высушим, вытащим наружу…

Я сказал безнадежно:

– Хорошо, беритесь.

Обратно поплелся нога за ногу, о деньгах, ессно, не говорили, это не Юсовщина, где клиент сразу достает карточку, а клиент попроще – пухлый бумажник. Тут даже Эркюль Пуаро и мисс Марпл хрен за какие бабки распутывают тайны, а все пошло с Шерлока Холмса, который тоже непонятно на что жил и брал ли деньги за поимку преступников – непонятно, джентельмен хренов. Здесь о деньгах не говорят, так что, вероятнее всего, из моего бумажника исчезнет какая-то бумажка, а то и две, но вслух о таких вещах в Англии ни-ни, здесь в деревнях все еще она самая, а вот в городах и в Лондоне – уже Юсландия.