Остров жизни - Иван Поляков
– Ушёл!
Рёв ярости вырвался из изогнувшегося во мраке тела, и все звуки по эту сторону чёрной грани растворились. Расплавились, точно воск. Пламя прожгло воду, окутав пасть в жёлтое сияние, высветило потемневшее препятствие за мгновение до того, как жгущая сила смела его. Прорвав вскипающую гладь, костяное бревно поднялось над водой, застыло и ухнуло глухо, разойдясь жирными волнами. Сминая и ломая сучья, будто тех и не было, прочные когти вошли в сырое дерево коряжника. Удар содрогнул дно, и коряжий пень вместе с корнями завалился набок, заполонил воду илом. Удар и облако разошлось кольцами. Мох содрало, а тростник захлестнула, сминая и ломая.
Удар!
Земля и корни полетели в разные стороны. Корни не ломались – лопались, не совладав с яростью дракона. Изогнувшись над водой, алый, точно пропитавшийся кровью, хвост вознёсся, и тут же смял, изничтожил эту часть высокого берега.
Никого и ничего живого. Вонзив когти в дерево, дракон разомкнул страшные челюсти. Он больше не рвал, однако треск всё множился вместе с хвоей на воде. Сосна, величественная, но еле живая лишилась опоры и теперь медленно заваливалась во тьму. Треск падающего колосса на глиняных ногах содрогнул мир, как зверь иной сотрясал мир подводный. Сухие ветви изогнулись, и уже спустя мгновение – хлопок! Глухой и резкий. Развернувшись плешью, дерево, будто в последний раз, на прощанье, подставило сохранившуюся хвою солнцу, прежде чем сгинуть в мир тени. Не успело. Вода захлестнула, навеки скрыв величие.
Дракон не глядя оттолкнул ствол. Для него это было абсолютно не важно. Дерево вонзилось в дно, создав место для новой жизни, и ничего кроме. Ни движения, ни вздоха. Никого.
Дракон был один.
Ни покоя, ни товарищей, ни пары. Его пик был занят.
Дракон был один. Декстера больше видно не было.
Сначала на поверхности показались рога. Левый по-прежнему был обломан. Эта память ещё не скоро сотрётся, так что терпения понадобится во множестве. Окружённая рядами крупных щитков пасть, чешуя и большие, отливающие холодным серебром глаза, с которых медленно сползло мутное и прозрачное лишь местами мигательное веко. Крупные ноздри разомкнулись. Струясь по костяным наростам, чёрная вода втекала меж жёлтых клыков, где сейчас же испарялась, возвращаясь белой дымкой.
Огромные крылья чуть приподнялись, сбрасывая влагу, замерли в таком вот неприглядном виде и вновь плотно сложились вдоль двух костяных, выступающим на спине грядом шипов. Утро наступило. Туман тянулся по воде, и в этой белёсой дымке зарождалось движение. Огни мерцали и метались вдоль камыша. Совсем близко, так что змею не составило труда всмотреться в искажённые беспокойством, уставшие лица. Все разные и вместе с тем такие одинаковые. Подметив блеснувшую во тьме серебряную точку, тёмный на лицо мужчина в одних шоссах вышел вперёд, и до едко-жёлтое пламя заплясало на отточенном металле. «Ну, давай!» – молил его взгляд, и желваки под обратившейся в пергамент кожей ходили ходуном.
Зверя это никоим образом не касалось. Сейчас уж точно. Прибежищем двуногих был берег, так что они имели полное право заниматься там, чем им вздумается. Хоть на головах ходить, и дракона последнее ничуть бы не удивило. Их было множество, зверь же лишь один за стенами ставшей твёрдой от корней земли. Его крепость – остров, к которому ни одно живое существо приближаться не смело.
Холодное сознание содрогнулось. Всё это было так… ничтожно.
Слепая и необузданная, присущая молодости ярость постепенно отступала, и равно редели струящиеся тусклые белёсые ленты.
Глина чавкнула, проходя меж одетыми в грубые чешуи пальцами.
Несколько лет назад цапля нашла уместной выискивать лягушек у его берегов. Не повезло ей попасться в день вроде этого. Тёплая кровь. Ветер тогда подхватывал и гнал по воде поломанные чёрные маховые перья. Птицы и улитки, а недавно странное существо поселилось на острове в непосредственной близости от сырой норы. Пожрать? Был ли смысл тратить столько сил для того, чтобы заглотить создание с пол человеческой ладони. Холоднокровное да к тому же и при панцире, что, в общем-то, было весьма закономерно, для этой разновидности пищи.
Она разевала пасть, в ярких зелёных пятнах, хватала лист и тут же тянула голову обратно, будто боясь чего-то. Человек назвал бы его – че-ре-па-хой.
Ослепляюще-белоснежная, точно перо ангела, снежинка блеснула в по-осеннему морозном воздухе. Проплыла и, закрутившись над замшелыми валунами, пролетела мимо. Приподнялась между чёрных, точно мёртвых, сучьев раскидистого вяза и застыла на костяной пластине бока. Остановилась и тут же стаяла, скатившись по покатому. Встревоженная дрожь прошлась вдоль всего длинного тела.
О чём бы думал дракон, что ощущал, сколь-нибудь походи его сознание на людское? Кто знает. Он был отличен, и потому лишь шипящая, грязно-жёлтая вспышка возникла в тёмном разуме. Раскат во вскипающем над водной гладью урагане. Злость и предвкушенье.
Ещё одна снежинка, подхваченная едва различимым порывом. Заплясали, шурша, опавшие листья. Вторая волна, шипя и переливаясь, прошла вдоль хребта, заставив воздух задрожать. Ряд цепляющихся друг за друга клыков распался, и пара белёсых струек вырвалась из горла.
Кровь. Никто ещё не знал. Не догадывался, а металл уже бил металл под плотными стягами где-то вдали, за сотней холмов. Дух человечий нёс ветерок. Четверть века тишины. Разгоняя водянистый ил, когтистые пальцы продвинули огромное тело дальше, хвост тут же покачнулся, оставляя петляющий след.
Пока что.
Часть 5. Самое главное. Глава 1. На дороге.
«Самое морозное мгновенье – последнее перед рассветом».
(Кузьма Прохожий. Из услышанного на дороге).
Снег шёл и шёл. Всё замело, и метель в ярости била по стеклу. Именно так это должно было прозвучать, но увы. День сменялся днём, и с той же периодичностью зимняя погода вновь обращалась в осеннюю. Гнилым было начало этой зимы. Промозглым и ветреным. Кости деревенских стыли, в то время как ноги их увязали в липком жиже, имя которой невозможно было подобрать не сплюнув.
Именно в такой промозглый утренний час в деревню и пришла новость. Чёрным странником на водянистой дороге, и ужас тенью шёл за ним. Пепельная, в пятнах, лошадь под уздцами. Заиндевелая земля чавкала и ломалась
