Остров жизни - Иван Поляков
Сосна упала.
Глава 7. Тот же сом.
Зелёное полотно дна, по которому мерно брела длинная пепельная тень. Сом, если хотите. Рыба, и имя ей было Декстер. Много лет прошло. Вытянувшийся и раздавшийся до безобразия Декстер теперь уже чётко знал своё место в этом мире. Знал своё и не стеснялся занять чужое. Невидящие, вытаращенные глаза его застыли с годами, точно пара белых шаров, в то время как мясистые варёные усы всё так же тянулись вдоль дна, словно пара лоз, выслеживая добычу. Ну вот, к примеру. Серебристый отблеск.
Поднявшись над корягой и изогнувшись, тело в полтора туаза длиною неспешно перекинулось на дно по ту сторону. Нечто промелькнуло. Блеснуло холодно и тускло меж висящих в водной толще жирных клоков и обрывков. Медленный взмах мясистого хвоста, ещё один, и только после где-то впереди показалось движение.
Мягкое брюхо неслышно тянулось по дну, неспешно подметая и перекатывая ил, в то время как сом всё ближе подходил к вялому и бестолково болтающемуся в полусне голавлю. Никаких резких движений. Медленно и таинственно кружились точки водорослей и зелёные ленты во мраке подводного леса. Покачивались, точно танцуя ленты, рыбы плавали обходя их, а сверху, словно из другого мира поблескивал пятном на водном зеркале желтый луч. Это был мир тихоходов. Сом неспешно подплыл. Неспешно разинул бездонную, словно дыра в омут, пасть, и также неспешно жизнь молодого хищника подошла к концу. Жёсткие, как раковины моллюсков, челюсти справились с задачей. Решительно и бесповоротно.
Сом был тяжёл. Сом был жирен и опасен, и здесь, в царстве коряг, упавших деревьев, пней и когда-то смытого кустарника, ему было решать: кому жить самому по себе, а кому с ним вместе. Внутри него. Император с короной из водорослей, но в безопасности ли он был? Навряд ли. Нечто несравнимо более страшное затаилось в этих водах. Непостижимое. Нечто, для которого не существовало равных, ни под корягой, ни за корягой, ни даже там, за границей жизни над их головами. Молодые уже и не чувствовали. Не постигали, как это жить без этого постоянно-гнетущего присутствия, от которого требуха начинала сворачиваться в тугую спираль, мешая двигаться. Декстер застал безопасные воды, и отпечаток тех светлых времён до сих пор сохранился где-то в глубине заледеневших и застывших глаз. Как же это было давно. Время, когда на боках тогда ещё молодого сомика громоздились оливковые пятна, а самой большой угрозой казалось в холода не втиснуться в яму к остальным.
Декстер ещё возвращался в то время. Зимой под белыми зеркалами в гуще прочих, вися меж сном и явью, он видел. Он чувствовал. Он был там.
Но он ещё не был так стар, и в любой момент готов был доказать это любому! Почти что любому.
Проплыв под свисающими с сука водянистыми водорослями, точно продавив тупой мордой портьеру, Декстер прошёл дальше, подметая тучным хвостом ил.
Ещё блеск, но на сей раз уже позади него. Иной блеск. Холодный и жёсткий. Пара серебряных блюд, в каждом из которых, отразился старый, почти заросший след укуса чуть ниже бессильно болтающегося спинного плавника. Оставляемые сомом облачка ила завернулись, отражая движение кого-то другого.
Лёгкий прищур. Нечто ужасное, колючее зародилось в глубине пары глаз, но сом ничего этого не заметил. Декстер был почти слеп в это время дня, и всё, что ему было доступно, это толчок. Лёгкое движение толщи, вроде как сонный собрат тыркается в воде.
***
Мясистые усы посторонились безвольными лентами в момент, когда тупая морда развернулась в направлении нового отблеска.
Сейчас он поест, потом вздремнёт, а утром, перед самым рассветом, снова заснёт у самого острова в ожидание реакции. Рот сома чуть приоткрылся, будто искривившись в улыбке.
«Пусть не чувствует себя здесь таким хозяином», – словно потешил себя Декстер, в то время как рот его раззявился немыслимо, как будто разделив плоскую голову надвое. Толстые и плотные, жабра раздулись, пропуская ил, водоросли и прочий сор, который не к чему был организму хищника. Мгновение пролетело. Второе, а пасть всё так же была раскрыта и пуста.
«Вбок он рванул, что ли?» – мог бы в раздражении подумать самозваный хозяин вод. Тучное тело его свернуло – налево. По его наблюдениям, добыча почти всегда сворачивала налево, хотя Декстер и не знал почему. Ус уткнулся во что-то твёрдое, ощутил начертанный самой жизнью орнамент. Чуть приподнявшись, сом обошёл препятствие сверху, всё так же водя мордой в поисках наглого отблеска. Он пошёл дальше. И не заметил, как бревно, оставшееся позади, пришло в движение, изогнулось в воде, точно змея.
Взгляд. Густое предчувствие чужого присутствия и опасности тенью затянуло дно, и мелочь, коей сом не приметил, тут же рванула под коряги. Всё точно вымерло, но только позади бредущего короля. Медленно, но неотвратимо, тень настигала Декстера, но был и свет. Отразившись, серебристый по природе своей подводный луч, упал на выпученный белёсый глаз, окрасив его в цвет крови.
Сом не рассуждал. Он рванул сразу же, и лишь это его спасло. Дно, казалось, содрогнулось в момент, когда тупая морда врезалась там, где мгновение назад извивался хвост сома. Сыпучий ил заструился между клыками, в серебряном глазу же зародилась колючая злоба. Мох затанцевал, вторя движениям Декстера.
Сом родился в неспешной мгле. Он вырос в неспешной мгле. Он охотился в ней, но это отнюдь не значило, что он неспособен был, если это потребуется, двигаться быстро. Вниз и только вниз! К ямам, где зародилась проросшее водорослью и подводной жизнью столпотворение.
Пять! Два туаза!
Серебряный, дарующий жизнь во тьме свет исчез, совершенно померк… и от этого лишь заметнее становилось неестественное, не поддающееся никакому описанию сияние глаз преследователя.
Зная заранее, сом обошёл пень, зверь же, ничуть не постеснявшись, ударил в него мордой. Ещё не гнилое, но уже пропитавшее влагой дерево разлетелось. Затрещали выворачиваемые старые корни, и тут же потонули в облаке ила. Всего мгновение это дало, но и одного оказалось достаточно, чтобы преодолеть бугор, поднимающийся чуть ли не к самой границе. На глубину.
Вспахав склон берега брюхом, дракон упал следом, в расходящееся, лишающее шанса разглядеть хоть что-то пепельное облако.
Зверь дёрнулся влево, когтями зацепившись и оттолкнув дерево – пусто, ушёл вправо – никого и ничего. Лишь серебристые плотвички испуганно, но бессмысленно разбегались от его взгляда.
– Ушёл! – на ином, нечеловеческом языке прорычал зверь,