Н. Джеймисин - Сто тысяч Королевств

— Письма, — ответила, машинально опустив руку на крышку ларца. — Они… — И запнулась, мучимая безотчётными сомнениями, смолчать или нет. — Отцовы к матушке, и кое-какие её, так и не отправленные наброски. Думаю… — Сглотнула ставший во внезапно пересохшем горле комок. Глаза нестерпимо зажалило. Разве тоске и горю должно иметь причину?

Пропустив мою спутанную речь мимо ушей, Сиех, мягко отведя мою ладонь в сторону, распахнул крышку. Покуда он доставал бумаги, одну за другой, бегло пролистывая и раскладывая веером по полу, я кое-как справилась с волнением; в конце концов, он даже привстал, раскладывая исчёрканные прямоугольнички в одному ему ведомом порядке. Растерянной, теряющейся в догадке мне оставалось только молчаливо наблюдать, покуда готлинг наконец не довершил бумажную мозаику последним письмом, задвинув то в самый угол приличных размеров пазла, шагов пять на пять; другой такой, гораздо меньше, был выложен в стороне, но уже вчистую из матушкиных черновиков. И выпрямился, скрестив на груди руки, сверля пристальным, повелительным, вводящим в замешательство взглядом всю эту приключивщуюся путаницу.

— Сквозит дырами — кой-чего не достаёт до общей картины, — подала голос Закхарн. Встряхнувшись, я торопливо поискала богиню глазами: смтуно высящаяся фигура вырисовалась прямо за спиной; нависая надо мной, она также всматривалась в картинку.

Заинтригованная, ломая голову, в чём же дело, я прибегла было к помощи собственных мозгов, но бесполезно: сколь не напрягай глаза, отсюда не рассмотреть ни матушкин изящный почерк, ни отцову, более размашистую руку.

— Почём вы-то знаете?

— Оба они ссылаются на предшествующие послания, — ответила Закхарн, указуя туда-сюда, на определённые страницы.

— И заметь, картинка рушится далеко не единожды. Чересчур часто, сказал бы я, — добавил Сиех, легко ступая между разложенными страницами, дабы присесть и поближе вглядеться в бумагу. — Обое они, твои родители, были порождением — и заложником собственных привычек. И, как видишь, весь год, регулярно писали друг другу раз в неделю, чётко, как хорошо смазанный часовой механизм. Но, погляди, шесть… нет, семь недель без единой весточки. И никаких приличествующих делу извинений за пропущенные сроки, — заметь, как раз в тех местах, где я вижу отсылки на минувшие записи. — Он оглянулся на меня через плечо. — Кто-нибудь, кроме тебя, в курсе, где хранился ларец? Постой, нет… двадцать лет ведь прошло; должно быть, слух разнёсся по доброй половине дворца.

Хмуря брови, я медленно покачала головой.

— Он был надёжно сокрыт от стронних глаз. И тайник не был потревожен… по виду.

— Но также это может значить и то, что с времени его вскрытия прошло порядком лет, и пыль успела осесть толстым слоем снова, — распрямился Сиех, обращаясь ко мне. — Ты это ожидала найти здесь?

— Вирейн… — выдавила я, стиснув зубы. — Вирейн утверждает, что был матушкиным любовником.

Сиех вскинул брови и обменялся спешными взглядами с Закхарн.

— Не вполне уверен, что в том, что проделываемом с ним была хоть малейшая доля того, что именуют «любовью».

Я спасовала: такого рода небрежное подтверждение было трудновато оспорить. Не в силах возразить, придавленная открывшимся, я тяжело осела на пол.

Сиех плюхнулся рядом, на живот, опершись на локти.

— И что с того? Что такого особенного? Добрая половина Небес запросто готова прыгнуть в постель к прочей половине, только помаши. Любое место, любое время…

Я тряхнула головой.

— Да ничего. Просто… нелегко переварить такое…

— Да не терзай себе так, было бы из-за чего — он же не твой папаша, или что-то навроде.

Закатив глаза, я воздела повыше руку. Темнокожую, руку истинного Дарре.

— Ну уж, нет, это точно.

— Удовольствие — ещё один вид оружия, не так уж редко используемый, — сказала Закхарн. — В том нет любви.

Изумлённая подобным… толкованием, насупившись, я уставилась на воительницу. Меня всё ещё корёжило от одной только мысли, что матушка моя возлежала с Вирейном; и вот, меня подталкивали к идее, что то есть не что иное, как суть стратегия. Тактика. Уловка. План. Но на кой… чего она предвкушала прибысть? Заполучить? Что мог таить в себе Вирейн? Знать такое, недоступное никому боле в целых Небесах? А вернее, о чём юный, ещё не оперившийся Вирейн — Вирейн, едва-едва очутившийся в Небесах, чересчур самонадеянный, излишне самоуверенный, страстно жаждущий угодить предмету обожания, — очарованный Вирейн… мог проговориться в разы скорее оперёд любого другого Арамери?

— Что-нибудь насчёт магии… — пробормотала себе под нос. — Должно быть, вот что она пыталась выудить от него. Кое-что насчёт… вас? — Искоса скользнула глазами к воительнице.

Закхарн неопределённо повела плечами.

— Даже усвой она нечто подобное из тайн такого рода, ей никогда не случилось прибегнуть к ним.

— Хмм… А чем ещё ведает здесь, на Небесах, Вирейн?

— Повседневная магия, — вмешался Сиех, начиная загибать, отсчитывая, пальцы. — Ну, всё, касательно нашего рутинного применения, так сказать. В заведённом порядке. Передача вестей и прочего — он связующее звено между Декартой и Орденом Итемпанцев. Под его рукой надзор за всеми важнейшими церемониями и ритуалами…

Осёкшись, Сиех замер. Изумление расцветало на лице; я вперилась в юного готлинга хищным взгялдом. Поворот в сторону, — и вот она, Закхарн, впавшая в глубокие размышления.

Церемонии и ритуалы, значит. Живот свело в возбуждённой вспышке — до меня дошло, что подразумевал Сиех. Я резко выпрямилась.

— Последнее правопреемство… в какой срок оно свершилось?

— Декарта был признан около сорока лет назад, — сказала Закхарн.

Матушке было сорок пять в час смерти.

— О ту пору она была малолетним ребенком… слишком юна, чтобы разобраться, что именно происходит в ходе церемонии.

— Её вообще не было там, — сказал Сиех. — В тот день Декарта приказал мне занять её игрой, лишь бы она ни на что не отвлекалась.

Сюрприз-сюрприз. Отчего бы Декарте придержать матушку, своего наследника, в стороне от намечаемой церемонии, в коей ей самой, дай только срок, однажды предстояло б ручаться собственной головой. Просветлённое дитя могло бы и своим умом дойти до подлинных целей. Неужто только из-за того, что в процессе на тот свет отправлялся убиенный прислужка? Но то были Небеса; слуги здесь мрут как мухи. Не могу себе вообразить ни единого Арамери, куда как незначительней деда, отвергающего столь суровую реальность, даже для дитя.