Людмила Астахова - Волчьи игры

— Отчего же, — мягко улыбнулась эрна Кэдвен. — Просто весь мой светский лоск, какой еще остался, нынче отложен в самый дальний и пыльный сундук, и не вижу повода извлекать оттуда это обременительное ветхое платье. Впрочем… легкий разговор о взаимных интересах — разве это недопустимо на приеме?

— Простите? — вежливо подняла брови диллайн. — Взаимных, вы сказали?

— Вы надели перчатки, княжна, и закрыли от нескромных взглядов следы пороха и мозоли от шпаги… м-м… легкой шпаги, пожалуй, но вас выдает движение запястья, — ролфийка приподняла бокал и, прижмурившись, посмотрела на свет сквозь золотистый напиток. — Вы собрали вокруг себя и брата общество молодых единомышленников: ученые, изобретатели, военные и те счастливцы, кто удостоился милости Матери вашей Локки. Вы фехтуете и стреляете. Не думали же вы, что заинтересованные лица не сделают из всего этого своих выводов?

— А вы — заинтересованы?

— Пожалуй. В том, чтобы моей дорогой Джойн не пришлось оплакивать сыновей, — Грэйн показала зубы в оскале, который не примешь за светскую улыбку даже сослепу. — Не сочтите за угрозу, ради очей Локки. Верно, в моей откровенности повинно это прекрасное вино. Янамарское, не так ли? Ваша благородная сестра, леди эрн Рэймси, собирается вывести у нас сорт винограда, устойчивого к холодам, но боюсь, что нескоро нам на Ролэнси удастся отведать нечто подобное…

— О! — Княжна ограничилась этим вежливым возгласом и продолжила сверлить собеседницу неподвижным золотым взглядом.

— Наследственная монархия в том виде, в каком она существует в Файристе, — бред, причем бред самоубийственный, — резко, но очень негромко произнесла Грэйн. — Система, при которой талантливый сын вынужден ждать гибели отца, а дочь и вовсе отодвинута в сторону, противоположную от трона, порочна по самой своей сути. Ибо порождает таковая система самые отвратительные, самые мерзкие и жуткие проявления ненависти и злобы, отравляя до самых корней древо сыновней и родительской любви… Мы слишком долго живем, княжна. И мало кто из нас способен расстаться с властью сам, добровольно… и уж совсем ничтожному количеству людей удавалось выжить после прощания с венцом…

— Ваши рассуждения весьма любопытны, эрна, однако отнюдь не новы, — столь же тихо ответствовала Сина. — Разве что… А как эту проблему разрешают на Ролэнси?

— На Ролэнси — да хранят боги Архипелаг и его Волка! — означенной проблемы попросту нет, ваше высочество. Ибо только боги решают, кто достоин княжеского венца. Покуда Священный Князь мил Трем Лунам и угоден Оддэйну, он правит, а ежели найдется тот, кто справится лучше, никто не бросит вслед уходящему худого слова. Разве людям можно доверить столь важную вещь, как престолонаследие? Боги, и только они, да славятся их имена. — И эрна Кэдвен, подняв бокал, провозгласила еще одну здравицу: — Пусть Мать Битв хранит вас и всех ваших родичей, княжна. Кажется, мне стоит проведать леди Джойану. О, и верно… она зовет меня. Была счастлива нашим знакомством, леди Сина.

— И я, эрна Кэдвен.

«Умница, — подумала Грэйн, направляясь к Джойане, сиявшей посреди фланирующих по залу пар подобно маяку. — О Локка, какая же умница! Она зорко стережет Совенка, а теперь и вовсе не сомкнет глаз и не пропустит ни единого намека. Джойн не о чем тревожиться: с такой сестрой Идгард точно не пропадет».

Амеретэт Веан

Амэ поняла, что совершила глупость, ровно через пять минут после того, как куафер смыл с ее волос излишек краски. Но, как это всегда бывает с глупостями, исправить ничего было уже нельзя. Девушка едва сдержала слезы. Не появляться же на балу зареванной чернавкой? По крайней мере, лавандовый цвет платья не ухудшил впечатления. Аластар все равно ничего не заметил. Он и в лучшие свои дни не часто обращал внимание на женские ухищрения, а нынче и вовсе видел одну лишь только Джойану Ияри.

— Клянусь ликом Меллинтан, она собственноручно копает огород на заднем дворе лачуги, — злословила одна из фрейлин. — И пасет коз. Вы видели этот загар? Ужас какой!

— Говорят, у этой змеиной пигалицы кривые ноги, — вторила ей другая, ни в коем разе не стройноногая.

— Откуда вы знаете?

— Из достоверных источников.

Амэ бросила на сплетницу самый уничтожающий взгляд, на который была способна. Разве только та у самого князя спросила, что вряд ли.

Накануне Эск пресек разговор о матери Идгарда одним жестом и тремя словами:

— Тебя это не касается!

Рыдать Амеретэт не любила, в детстве за это секли розгами, а падать в обморок не умела. Поэтому даже в собственном будуаре она не дала воли чувствам. Просто сидела и читала книгу, пока Аластар не прислал слугу, приглашая в спальню. Встреча с Джойаной ни в коем разе не отменяла расписания любовных свиданий. У каждого своя работа. Работа госпожи Веан — раздвигать ноги для князя через день, что тут неясного?

И все бы хорошо, но на балу Эск вел себя не как обычно, а вдруг уподобился влюбленному мальчишке, так и норовящему сорвать поцелуй с уст возлюбленной.

— Наш-то раздухарился как? Того и гляди, завалит змейку на банкетку.

Амэ вжала голову в плечи. Ехидный голос фельдмаршала Кана ни с чьим иным не перепутаешь. А тот продолжал делиться воспоминаниями с гвардейским офицером.

— В Санниве они такие номера отмачивали, что стены краснели. Между второй и третьей кадрилью умудрялись любиться. Прямо за портьерами. И никто не догадывался.

— Кроме вас, дядюшка.

— Кабы я своими глазами не видел, как наш Эск вдовой в ту пору графине Янамари ляжки заголил у стеночки, то и я бы слепцом ходил, — честно признался Носатый Филин.

— А правду говорят, что они с Хозяином Архипелага на пару…

— Брешут!

Амеретэт прикрыла веером пылающее от стыда лицо.

«Сейчас бы взять и умереть!»

А фельдмаршал Кан во избежание оскорбления княжеского достоинства увел тему разговора в менее опасном направлении — принялся в красках описывать собственные любовные подвиги. В казарменных, прости Меллинтан, выражениях.

Но, видимо, Золотая Луна решила испытать бедняжку Амэ еще раз. Шурианка и Аластар удалились из бального зала вместе, под ручку. Перед мысленным взором девушки предстала описанная Каном сцена из саннивского прошлого Эска. Гости зашептались-зашушукались, дамы нервно задрожали веерами, лица придворных кавалеров украсились глумливыми ухмылочками, и только ролфи остались невозмутимы.

«Клянусь, я устрою ему сцену! Клянусь! Это глупо, но я все же закачу ему скандал!»

Кусая губы, Амеретэт выскочила прочь, сама не ведая, куда несется сломя голову. То ли вешаться, то ли резать вены, то ли бить драгоценный фарфор.