Костёр и Саламандра. Книга третья - Максим Андреевич Далин
Я сунула в рот клешню и вцепилась зубами в костяшки пальцев. Мне снова хотелось громко реветь.
Но я не могла истратить на слёзы подарок Ричарда.
Тяпка встала на задние лапы, потянулась меня жалеть — отвлекла, спасибо ей. Я снова смогла дышать.
— Простите, деточка, — виновато сказал Валор. — Мне не стоило…
— Ничего, Валор, — сказала я. — Всё правильно.
На втором этаже всё казалось целым и чистым, даже мебель уцелела, и большое кровавое пятно на ковровой дорожке я заметила только одно. Дверь в лабораторию горела Даром Валора, она была светлая и гладкая, как по заказу, печать на ней он начертил словно на школьной доске… Но что-то мне здесь страшно не нравилось, меня вдруг начало ломать от ощущения лютейшей неправильности… будто смотришь на одну из этих новомодных картин, а там у человека рот сбоку и глаза на подбородке. Ну не бывает же так, не бывает…
— Валор, — сказала я, — а почему у неё лаборатория на втором этаже? Кабинет — ладно. Спальня, гардеробная… ладно, там у неё тряпки с гламором, никто не должен это видеть, всё понятно. Но лаборатория…
И мы так и замерли, глядя друг на друга, на целых полминуты.
— Внизу штабные помещения, — сказал Валор. — Проходной двор. Невозможно сосредоточиться на обряде. А здесь она, возможно, по-настоящему сложных обрядов и не проводила… Вас беспокоит не это, деточка. Что?
— Не знаю, — буркнула я. — Злюсь. Что-то не так… Валор, а покажите мне пленных? Некроманта этого, молельщика-каяльщика? Пока рассветает?
Валор сделал мне приглашающий жест, прошёл вперёд по коридору, открыл дверь в тёмное помещение и зажёг электрическую лампу.
За дверью была хорошенькая столовая, как в богатом доме, совсем целая. С такой светленькой мебелью с гнутыми ножками, по перелесской моде, диван и стулья обтянуты такой пёстренькой весёленькой матерьицей в цветочек — дико это было видеть здесь. И дико было видеть, как здоровенный мордастый мужик в перелесской форме — не разбираюсь в их чинах, видно только, что младший офицер, золотые нашивки веточками — с закатанными рукавами, с повязками на руках, бледный, как свечной огарок, дрыхнет на этом диване в цветочек. Похрапывает. Ослабел после обряда, бедняжечка.
А второй, тощий шкет в офицерском мундире, как-то боком сидел на полу, прислонившись плечом к стене, шумно дышал, всхлипывал и трясся. Его руки связали за спиной, а на лбу, его же, видимо, кровью, была аккуратно и красиво нарисована закрывающая все выходы звёздочка.
Надёжнее всяких старинных серебряных кандалов, кто понимает. Так просто не сотрёшь.
И красивое же у него было клеймо! Я залюбовалась. Диверсанты, думаю, сразу поняли, что имеют дело с некромантом: у него не было носа. Не как у раненого, не как у человека, который перенюхал чёрного лотоса или пыльцы фей, не как у бедолаги, который подхватил любовную чесотку, а вообще не было, никакого, сроду. Не было даже следа ноздрей, гладкое место. При этом глаза навыкате и широкий рот с тонкими губами — и оттого в лице пленного, бледном до прозелени, то ли потном, то ли в слезах, виделось что-то отчётливо жабье. Тяпка к нему опасливо принюхивалась из-за моих ног, но не рычала.
Той же породы, что и наш драгоценный Ольгер. Кто-то из предков с лесной нечистью сблудил. Только последствия вышли хуже.
— Ты из Заболотья, что ли? — спросила я.
Он хватанул воздух ртом, еле выдохнул:
— Из Заболотья, леди. А откуда вы… — писклявый голосишко. Козлетончик, как у подростка. Хотя, похоже, лет двадцать есть.
— Интересно, — сказала я, — отчего это ребята Трикса тебя не грохнули. У тебя ж на морде написано, что ты некромант, они всех некромантов сразу пускали в расход.
— Я положил серых, леди, — сказал он и снова всхлипнул. — И позвал Стража… под пулемёты…
— О, как интересно… — заметил Валор.
— Помог им войти в цех, леди, — зачастил пленный, таращась на меня во все глаза. — Странные сущности, странные, эти «ребята Трикса», не чувствовал я их, не понимал, но они себя… вели, как люди… как живые люди… я им, как людям… я демонолог, леди. Да, из Заболотья! Будь проклято это Перелесье вместе с их драным королём, чтоб его в аду на пироги пустили! Сначала они подмяли Заболотье, потом князь Заболотский стал при перелесцах вроде холуя, потом налоги, потом давай им денег на войну, потом мобилизация… а мне из дому не выйти, на мне клеймо же, леди! А эти паршивые твари тех, кто с клеймом, в расход или на службу… Служить в столице — ещё туда-сюда, но здесь… я демонолог, леди! Учёный я, а не солдат! Но я хороший, чтоб я сдох, демонолог…
— Так ты собирался отмаливать то, что на них работал? — спросила я.
— Да сами пусть отмаливают! — взорвался пленный. Его трясло от злости и ужаса сразу. — Я умирать не хочу, леди, я прямо скажу. Я боюсь, не знаю, что будет с моей душой, да. Мне хочется всё привести в порядок, да. Я дал слабину, вот это вот всё… но в том, что они творили тут, в том, что эта адская шлюха творила тут, я не виноват! Я вас, рыбоедов… простите, прибережцев, тоже… в общем, вы не думайте, что… я не буду на вас работать, леди. Но вот то… что я сделал вашим этим… кадаврам-некадаврам… это, вы считайте, моя личная месть! Перелесские гадюки меня втянули, я им помогал рассчитывать этот портал… ну так я хотел помочь вам его закрыть, наподдать подонкам, пусть подавятся! Оккупанты сучьи! Если бы не ад у них за плечами, заболотцы бы им показали, почём варёная лягушка!
И тут он, видимо, уже основательно придя в себя, заметил хмурого Индара. И у него ещё сил прибавилось:
— О! — взвизгнул он в восторге. — Вы этого уродца тоже кокнули, леди?! Ну, вам сорок грехов простится, что убили срамного паука!
Индар просто духом воспрянул:
— Ах ты, жаба! Говорил я леди, что ты потенциальный предатель, болотное отродье! Все вы только и смотрите, чтобы урвать и смыться, склизкая сволочь…
— В постельке говорил? — ухмыльнулся пленный. — Это ведь твоего выродка она держала в лаборатории, да? Интересно, чем вы аду платили, чтоб рожала столетняя шлюха…
— Заткнись, жаба! —
