Расколотый мир - Анастасия Поклад
— Поначалу в это было трудно поверить, — Тенька с трудом верил и сейчас.
Клима глянула на него исподлобья и тихо призналась:
— Мне тоже. Но я себя заставила.
— И меня заодно… Ну и рожа у меня сейчас, наверное! Вся бурая, как помидор.
Клима молча показала свои ладони — тоже красные, отбитые. Тенька взял их в свои и так же молча поцеловал. Тишина была холодной и оглушительной, лишь родник журчал, все ему нипочем. Да тихонько поскрипывали верхушки елей где-то в вышине.
— Гляди-ка, — вдруг сказала Клима. — Что это справа от валуна в сугробе чернеет?
— Сумка, — пригляделся Тенька. Встал и подошел к находке. — Эдамора Карея, судя по всему. Так драпал, что про вещи забыл!
— И хорошо, — усмехнулась Клима. — Может, там есть что-нибудь ценное.
В сумке оказались смена белья, пара книг (к Тенькиному разочарованию — философские, а не колдовские), мелочи вроде бритвенного и письменного наборов, изрядный запас провизии и маленький, старый на вид портретик белокурой скуластой женщины.
— А я говорила, что покупать в трактире ничего не надо! — гордо сообщила Клима.
— Где-то я эту тетку видел, — задумчиво пробормотал Тенька. — Притом вот так же, на портретике.
— Давно? — Клима заглянула ему через плечо.
Тенька мотнул головой. Соображалось все еще туговато.
— Не далее, чем этой зимой. Погоди-ка… Интересненько получается! Это же копия того портретика, который мы нашли у твоего несостоявшегося убийцы! Я как раз на днях подобрал состав и очистил медальон от крови, но рассказать тебе не успел. Только этот крупнее раза в три.
Клима взяла у него портретик и вгляделась в незнакомый овал лица, словно надеясь увидеть там ответ на свои вопросы.
— Это может значить, что убийцу подослал не Орден, как мы думали, а веды?
— Крокозябра их разберет, — честно развел руками Тенька. — Ты сильфам еще этот портретик покажи. Может, им он тоже чем-нибудь знаком?
Клима не ответила. Хотя можно было не сомневаться, что услышала и приняла к сведению. Она тоже поднялась и теперь брезгливо трогала носком сапога валяющийся на снегу глаз.
— Ты специально это сделал?
— Нет, — вздохнул Тенька с некоторым раскаянием. — Гляди-ка, а он измененный! Интересненько это получилось…
Юноша порылся в карманах, потом в трофейном мешке, отыскал относительно чистую тряпицу и бережно замотал в нее глаз.
— Хочешь вернуть кумиру при случае? — усмехнулась Клима.
— Изучу, — Тенька запихнул сверток в собственный мешок. — У меня сейчас появилось несколько интересненьких гипотез. Если колдовством можно отделить глаз от тела, то почему нельзя колдовством же его прирастить?
— Лошади от колдовства пали, — отметила Клима. — Ты можешь их оживить?
— Не знаю, — почесал в затылке Тенька. — Но попробую!
* * *
На ветках отцветали белоснежные кристаллики инея. Ночь выдалась морозной, и пробирающийся через бурелом человек и то и дело доставал из меховых рукавиц онемевшие от холода пальцы, пытаясь согреть их паровыми облачками неровного дыхания.
Шальная штука — жизнь. Сегодня ты градоначальник, уважаемый человек, сидишь у камина с куском отборной жареной оленины, пьешь вино и покрикиваешь на нерасторопную служанку. А завтра уже бежишь без оглядки в неизвестность, не взяв с собой даже лошади, не говоря уже о саквояже с вещами, и боишься заходить в деревни, потому что эти места принадлежат взбалмошной девчонке, которой ударило в башку от тебя избавиться.
Последние четыре дня Фенрес Тамшакан, боясь собственной тени, сугробами и оврагами пробирался на восток. А куда было еще податься? На западе горы, там он давно вне закона, в Фирондо не примут после якшаний с девчонкой, здесь его ждет смерть. А на востоке Орден, там никому не будет до него дела. Добраться до самого Доронского моря, затеряться в каком-нибудь городке до конца своих дней. Самолюбие страдает, но лучше жить без чести, чем умереть на пике славы!
Так размышлял Фенрес до тех пор, пока не перешел через замерзшую Сильфуку, за которой заканчивались владения обды, да и людей жило немного — сильфийская граница под боком. Уже без утайки разведя на берегу реки костер и вытягивая к огню белые от холода пальцы, Фенрес под аккомпанемент бурчащего желудка задумался о будущем детальнее.
Допустим, доберется от до Доронского моря и осядет на одном из островов в дельте Принамки. Но на что жить? Торговать рыбой с лотка? Хотя в свое время Фенрес занимался торговлей, самостоятельно он не продал и булавки. Бывший градоначальник ведал прибылью и правильным ее распределением, а с самой торговлей дела не имел. А чтобы заняться на новом месте тем же, нужны знакомства и рекомендации, которые неоткуда взять человеку с ведской стороны. Впервые в жизни Фенрес досадовал на гражданскую войну, без которой было бы куда удобнее.
К тому же не факт, что в каком-нибудь захолустье финансовые махинации имеют такое большое значение, как в процветающем Западногорске. Возможно, торговля рыбой с лотка — предел мечтаний. Ремесел Фенрес не знал, идти в слуги или грузчики не позволяла гордыня, даже изрядно прищемленная побегом.
И тогда в его голову пришла мысль:
"А почему я вообще уперся рогом в эту провинцию? Известно, что Орден открыл охоту на обду, да и как бывший житель ведских столиц я могу быть полезен. В Ордене по достоинству оценят меня и сведения, которые я им продам. А если благодаря мне эту нахалку Климэн наконец-то взгреют…"
Размышления прервала резкая дергающая боль в левой руке, чуть выше локтя. Фенрес охнул, валясь наземь у костра, загребая пальцами истоптанный снег. Боль была такой силы, что казалось странным, почему рука до сих пор вообще не отвалилась. Простреливало до ребер и лопаток, отдавало в шею, но сильнее всего горело над локтем, пульсировало, жгло. Фенреса никогда не клеймили каленым железом, но ему подумалось, но ощущения схожи.
С трудом он сбросил с себя толстую меховую шубу, сорвал кафтан и закатал рукав рубашки.
Над локтем был отчетливо виден глубокий разрез. Края раны сильно припухли, потихоньку начинал сочиться беловато-зеленый гной. Но линии оставались четкими и прямыми: три вертикальные полосы пересекает горизонтальная.
Фенрес не поверил бы своим глазам, не будь ему так больно. В памяти отчетливо встали картины из далекого детства: ему шесть, он уже слишком большой и важный, чтобы слушать сказки, но снисходит по вечерам для посиделок с нянюшкой, потому что тогда можно незаметно, а значит, почти безнаказанно дергать за косички младшую кузину. А нянюшка рассказывала своим таинственным чуть низковатым голосом, мол, в некотором году, когда небо было голубее, а земля зеленее, на равнине во граде Гарлее жила-была обда.
