Вера Камша - Довод Королей

– Папаня!

– Я тебе, быку такому, тридцать лет как папаня. Будешь знать, как деньги тырить! О, а вот и вторая назолушка! Скока взял?

– Д-д-десять.

– Врешь, разбойник! Сколько?

– Дв-в-венадцать, – прошелестел младший Жлобов отпрыск, наделенный при Приятии именем Анжель.

– Двенадцать? – папаша сунул сыну в нос кулак. – А это чем пахнет?! – Сколько синие отвалили?! Говори.

– Фетывнадцать.

– Ах, четырнадцать, – кулак придвинулся поближе.

– Фетывнадцать, папафа, святой Эвасти не даст соввгать, – фетывнадцать!

– Давай! – Жлоб величественно принял и пересчитал добычу. – Верно... Ты не то что козлище это, никуда не стаскался, хвалю! Но что ж ты, образина твоя репяная, двадцать не взял?! Синие, они б заплатили!

– Пвафтите, папафа, не падумамфы...

– Вот урод! Кто хоть победил?

– Синие катовые, – осклабился Анжель, – как есть победили, я сматгел.

– А чего это ты смотреть полез, – подозрительно осведомился папаша, – и откуда?

– Со жмейской канавы, – отрапортовал сынок, – а смотгел, тому как любопытно, кады исчо такое увидифь...

– Эт-точно не увидишь... Дык, синие, говоришь?

– Угу. Как есть они...

– Ты с кем с них говорил-то?

– А хто их знает.... Сигногы вавные, но не звые... Ни квичали, ни вугались... Пвавда, чуть не пвибили сначава...

– За что чуть не прибили, убоище мое? – напрягся Мишель.

– Дык, я тихо фол, а они почуяли... Думали, вгаги... А потом мы повадили. Моводые они. Один высокий. Кгасивый такой, ствасть, в сапогах, и звегюга такая на ем... Как кофка, но не кофка... А втовой говбатый, но не так, как Пьев-Улитка... Севогвазый.... Он со мной и гововил... Добвый, – одобрительно заключил сын Старого Жлоба.

– Сероглазый, говоришь? Добрый да горбун в придачу... Видать, братец короля... Слыхал про него. Ладно, Анжель, вот тебе двадцать.... Не, десять аргов. Погуляй. Братца не пои, он свое выжрал уже, утроба волосатая! И подай мне новую куртку.

– Папафа, а вы куды?...

– К горбуну, уродище. Раз синие победили, не грех с них на радостях еще с десяток ауров стрясти. Скажу, что тебя красные на обратном пути подстрелили, пускай деньжат подбросят и лошадь еще, что ли...

2885 год от В.И.

29-й день месяца Агнца.

Мирия. Гвайларда

– Да не бойся ты, – Рафаэль обнял сестру за плечи, – ничего она нам не сделала и не сделает.

– Рито, а я и не знала... И подумать не могла, что ты...

– Представь себе, я тоже не знал. Вообще-то она колдунья будь здоров, я чуть было не поддался.

– А что ты сделал?

– Не знаю, наверное, я ее ненавидел больше, чем боялся. Вот и вырвался, а дальше все совсем просто было. Но она точно ведьма, и опасная ведьма, если кого и нужно утопить или сжечь, так ее. И пусть отец это сделает побыстрее!

– Но ведь она бланкиссима...

– Ну и что? Теодора Эллская тоже была циалианкой, но ее поймали на горячем и сожгли. А тут горячее не бывает. Она пыталась мне навредить при тебе и матери.

– Матушка не станет говорить против нее.

– А ты станешь?

– Стану, – твердо ответила девушка, – я видела, что она делала. Это не от Бога.

– Разумеется, не от Бога. От Бога вообще ничего не бывает, нет ему до нас никакого дела.

– Ты не прав. Он дал нам жизнь, он создал все сущее, мы должны его за это любить...

– Нам дала жизнь наша мать, однако любить ее меня что-то не тянет... Хотя, готов поклясться, сегодня она за меня испугалась, а ведь я думал, она меня ненавидит. Ладно, надо найти отца и все ему рассказать. Такие вещи решают по горячим следам.

Но отца в замке не было, никто не знал, где он, и Рафаэль решил, что он у Рено. Маркиза болела, и герцог ее навещал. Рито не видел ничего зазорного в том, чтобы съездить в имение Ллуэва, он любил Ренату, а отец прекрасно знал, что сын осведомлен о подробностях его личной жизни и ничуть его не осуждает. Даро Рафаэль взял с собой, опасаясь оставлять ее с матерью и Дафной, кто знает, что те в его отсутствие могут выкинуть. Рафаэль так и не понял, как ему удалось сорваться с крючка, но циалианка продолжала его тревожить. Нужно все же было ее убить, пусть и на глазах у матери и малявки. Он вдруг понял, что почувствует себя спокойно, только увидев проклятую камбалу мертвой...

– Рито...

– Ау?

– Рито... Ты только не думай... Надо было тебе ее убить.

– Дарита?!

– Я понимаю, что это грех, но...

– Да какой это, к Проклятому, грех?! Эта тварь – чистейшее зло, но не возвращаться же. Время упущено. Ладно, пусть ее прикончат Скорбящие, нам же легче.

Рафаэль угадал верно: отец был в поместье Ллуэва, но как же изменился замок! Раньше это было одно из немногих в Мирии мест, где позволяли себе шутить, громко смеяться, не соблюдать вторичные посты[70], носить яркие платья. Эвфразия и Дафна делали вид, что не замечают «гнезда разврата», получив за это от герцога право распоряжаться в Гвайларде. Но сейчас тень былого веселья делала Ллуэву особенно мрачной. Красивые слуги и служанки, принимая у Рито и Даро лошадей и провожая их в комнаты сигноры, пытались улыбаться, но глаза у них были подозрительно красными. Маленькая каштановая собачка, которую особенно любила Рената, тихо поскуливала, уткнувшись носом в накидку хозяйки, в вазах не было ни роз, ни жасмина, шторы, несмотря на ясный день, были спущены, а несколько весьма озабоченных людей, попавшихся навстречу, могли быть только медикусами.

Брат с сестрой обменялись тревожными взглядами, не решаясь задать вопрос, но обычно веселая и разговорчивая компаньонка Ренаты поторопилась на него ответить.

– Так и есть, сигнор и сигнорина. Сигнора плоха, говорят, не протянет и кварту. Застудилась... Как в огне горит, как мы ни топим, а ей все холодно. А монсигнор с ней, даже спал в кресле...

Рито наклонился к сестре:

– Похоже, отцу и впрямь не до камбалы... Ладно, сам ее уйму. Но зайти надо, раз уж приехали...

– Да, – прошептала Даро, – но почему Рената, а не я? Это ведь я согрешила...

– Замолчи, – рыкнул Рафаэль, – Рената простудилась, бывает. Танцевала, ветер с моря, на ней даже накидки не было...

Почему он это объясняет? Неужели потому, что несколько ор назад чуть не умер от страха, облепленный невидимой ледяной пеленой?! Нет, не может быть! Ведь ни с ним, ни с Даро ничего не произошло, да и отец в порядке. Мало ли людей заболевают и даже умирают без всякой магии.

– Сигнора разрешила вам войти, – сообщила еще одна компаньонка, и без того немалый нос которой распух от слез.

Рафаэль хотел было оставить Даро у порога, но сестра решительно вошла вместе с ним. В спальне Рено было душно и жарко, но маркиза все равно была укутана атласными одеялами, а сверху еще и шкурой каонгхского тигра. Рито с ужасом уставился на Ренату: это была не она! На чужом, истаявшем лице горели огромные глаза, женщина была бледна, только на скулах багровели два пятна, назвать их румянцем не поворачивался язык. Отец держал подругу за руку, увидев сына, он попытался улыбаться, но губы предательски дрожали.